Во-вторых, сыграл роль метод ведения боевых действий, примененный Жуковым. Красная Армия сражалась на последнем рубеже, и Жуков делал все, чтобы использовать свои небольшие силы по возможности более эффективно, создавая с этой целью в армиях на опасных участках глубоко эшелонированные противотанковые и артиллерийские очаги обороны, вынуждавшие противника прорывать все новые и новые позиции. Кроме того, танки использовались теперь не только для поддержки пехоты, но и сосредоточенно - для борьбы с немецкими танками (с почина М.Е.Катукова, уцелевшего ученика командармов).
Здесь читателю надо представить местность, от дорог и перекрестков которой противник еще далек, но там уже поставлены в оборону люди и пушки, хотя люди иногда едва обучены, а пушки сняты с противовоздушной обороны. Это та забытая азбука оборонительной войны, которую разработали и которой учили легендарные командармы. Не было бы у вермахта даже при внезапном нападении бравурных успехов начала войны, возглавляй части и соединения грамотные командиры, подобные Жукову, и вступи страна в войну с организованными танковыми соединениями.
Третьим К.Рейнхардт называет моральный фактор и жесткие меры по укреплению дисциплины в войсках.
Замечание о небольших силах в руках Жукова верно лишь на первом этапе обороны. По мере приближения к Москве силы немцев таяли, а силы Красной Армии возрастали. Из Сибири и Дальнего Востока день и ночь шли пополнения. Бойцы были в валенках, в полушубках ("шубники", называли их в народе.) К востоку от Москвы скапливались многочисленные, хоть и не ахти как обученные армии. В бой их вводили скупо, лишь в случае крайней нужды. Распоряжался резервами Сталин, Генштаб о них и не знал.
Плечо немецких перевозок еще больше возросло, а советских еще больше сократилось. Маневрирование войсками на рокадных дорогах стало возможно с высокой оперативностью. А на вермахт - мороз. Усталость. Ведь многодневные непрерывные бои по прогрызанию советской обороны. И это без смены, без отдыха, без теплой одежды, в непривычных для европейца условиях, в бескрайних просторах, под зимним хмурым чужим небом…
Солдаты Красной Армии уставали меньше. Их тратили быстро.
Летом 1986 года довелось мне пересечь Германию вдоль Рейна. Поезд шел из Цюриха в Мюнстер, а на коленях у меня дремал фотоаппарат, чтобы, как и в Швейцарии, по ходу фотографировать из окна вагона прелести старушки-Европы. Аккуратные, словно игрушечные, городки, поставленные вдоль русел мощеных булыжником рек вокруг старинных кирх на маленьких площадях проплывали мимо… - Аппарат остался нерасчехленным. Чувство темной злобы, о которой думалось, что она давно избыта, гнело меня. Я глядел и дивился: из такой красоты и такого покоя что нужно было им в бедной русской глубинке? Не сделал ни единого снимка, хоть издавна знал о соборах и замках по пути следования поезда и всю жизнь мечтал о поездке, которую, как невыездной, считал неосуществимой.
А потом подумал: как они, европейцы, сумели проникнуть так далеко? Герои! А ведь им цель поставлена была идти в такие дали, где даже исследователи чувствуют себя потерянными. В тундры. В бескрайние степи-пустыни, в сравнении с ними Подмосковье - пригородная зона. Они и туда дошли.
Герои…
И еще: что за нелюдь поставила перед ними эту цель, словно они уже и впрямь были те сверх-человеки, которых после них, обыкновенных мужей и братьев, собирались выращивать на завоеванных ими пространствах без сентиментов, словно цыплят в инкубаторе под светилом нацизма?
Вечная память честным солдатам вермахта, павшим на русских полях. Вечная память в урок тем, кто замышляет такие дела. Солдат уверили, что дело доброе и они выполняют солдатский долг. Их не готовили к мысли, что противник такой же человек, что не менее храбр и способен оказывать сопротивление в самом сердце своей разоренной Родины. Лучшие вскоре поняли. Но нет у солдата обратного пути. Все, что он может, - это не участвовать в делах, на которые вызывают добровольцев и на которые добровольцы всегда найдутся[66], потому что убивать безоружных все же легче и, главное, безопаснее.
А противник - что ж, его-то дело было правое. Да и пощады он не ждал, деться ему было некуда.
Мороз между тем крепчал. 5 декабря температура упала до отметки минус 28 градусов Цельсия.
Маятник дошел до предела. И - замер.
Советское командование знало, каково непривычному к зиме немецкому солдату в летней полевой форме и рваных ботинках.
46. Интерлюдия. Генеральный штаб в годы войны…
… интенсивно учил вождя воевать, ставя ему пятерки за поражения, а сам перебиваясь с двоек на троечки. Такое обучение, естественно, недешево стоило, но ведь и ресурсы какие, страна богатая, р у ды черных и цветных металлов, массивы лесные, нефть и тут и там… Народом тоже не обделены.
В перечне факторов, сыгравших роль в обороне Москвы, присутствие в ней вождя оставлено напоследок намеренно. Он предпочел бы быть подальше, но вовремя понял: Москва - последний его личный рубеж, сдача гибельна, искать спасения вне Москвы негде. А находясь в ней, еще можно способствовать делу своими качествами администратора.
Вот из каких соображений, а вовсе не из храбрости, Сталин не покинул столицу. Он далеко не был храбр. Он сметлив был.
К Московской битве вождь на крови народной так уж наловчился, что кое-что стал понимать в почтительных объяснениях штабистов. Дескать, разделил дурак Гитлер силы свои даже теперь, в последнем рывке, и на Москву пошел, и на Кавказ, хочет, товарищ Сталин, чтобы и мы тоже… Но мы, руководствуясь гениальными вашими указаниями, делить не станем, у нас и так хватит, и мы его шлеп! да? - и перехватим инициативу на юге, да?
Интересующихся Ростовской контрнаступательной операцией отсылаю к мемуарам участника маршала И.Х.Баграмяна. Советские войска, как и под Смоленском, пытались охватить своими клещами клещи противника, но действовать синхронно еще не умели, а так неумолимо, как годом позднее под Сталинградом, не смели. Да и сил таких еще не было. Танки потеряны были, а наступать на обладающего танками противника без этой ударной силы, даже планировать такое наступление, заменяя танки конницей, не просто. И все же налицо перехват инициативы из рук все еще наступавшего врага. Обращаю на это внимание читателя по трем причинам: первая - сигнал к наступлению под Москвой был дан Ростовом. Там Красная Армия контратаковала все еще энергично наступавшего фон Клейста - и преуспела![67] Так что перейти в наступление против замершего противника, как произошло под Москвой, сам Бог велел; вторая - ради иллюстрации того, что Сталинград не вмиг замыслен был гением Жукова, Василевского и, конечно, вкупе с ними великого вождя; у Жукова с Василевским свои заслуги в этой операции, но читателю пока не догадаться, какого рода эти заслуги; третья - Гитлер в 1942-ом велел Паулюсу не сметь отступать 6-й армией, так как помнил аналогичную ситуацию, из которой фон Клейст с честью вышел годом раньше. Оставить Ростов велел фон Рунштедт. Фюрер с захватом Ростова видел себя чуть ли не в Баку, решение фон Рунштедта вызвало у него истерику, и он отстранил фельдмаршала от командования. Фон Рунштедт был, конечно, прав, но уроком Гитлеру это не послужило: он-то, требуя стоять насмерть уже после Ростова, предотвратил катастрофу под Москвой!
Предотвратил. И стал совсем уж неприступен. И в кампании 42-го года распоряжался бесконтрольно. Он так и не понял, что от Московской битвы до Сталинградской прошел год и что против него под Сталинградом уже не Тимошенко воевал, а плеяда восходящих звезд Красной Армии во главе с Жуковым и Василевским.
Что и говорить, легко обвинять фон Клейста, что ему не следовало брать Ростов. Но как-то уж так повелось, что военная профессия, как заметил Баграмян, неизменно оказывается связана с риском. Если во взятии Ростова особых заслуг у Клейста нет, то в отступлении он показал высший класс. (Возможно, и от Паулюса фюрер ожидал подобного, не зная еще о жесткости русских клещей и думая, что отступить никогда не поздно…)