— Пошли.
Рафферти вышел вслед за ним в коридор. Там, разговаривая с дежурным, стояла Анжела Рики. Синяки сошли с лица. Она была в платье для беременной и выглядела почти стильно.
— Что?.. Какого черта, где ты была? — воскликнул Рафферти.
Анжела обернулась к нему.
— В Нью-Йорке, гостила у своей подруги Сьюзен, — ответила она. — А потом мне позвонили из Мэна и сказали, что вы меня ищете.
— Мягко выражаясь, — намекнул шеф.
— Весь город уверен, что тебя убили, — буркнул Рафферти.
— Я приехала, как только узнала об этом.
— Она требует, чтоб я сказал ей, где Кэл, — вмешался дежурный.
— В тюрьме. Его подозревают в твоем убийстве.
Внезапно Анжела погрустнела.
— Я должна его увидеть, — дрогнувшим голосом произнесла она.
— Говорил ей, что его здесь нет, но она не верит, — сказал дежурный.
— Он в Миддлтоне.
— Я должна его увидеть, — повторила Анжела.
Глава 27
Джек заявил Джей-Джею, что не вернется. Он не сказал брату, что Мэй его уволила. Рафферти догадался: Джек перевозил женщин с острова, но Джей-Джей об этом и понятия не имел. Он думал, его брат просто околачивается вокруг острова в надежде на возвращение Таунер. Отчасти так оно и было.
— Ты знаешь, я тебя люблю, Джек, — сказала Мэй. — Но ты становишься обузой. Ты пьяница. Пора положить этому конец.
Он уже продал лодку и торчал в Салеме лишь потому, что должен был встретиться с покупателем и получить чек. Ловушки Джек тоже продал, на прошлой неделе, когда понял, что уезжает.
Дверь лодочного сарая Евы была открыта. Джек заметил Таунер, которая заводила мотор «Китобоя». На носу лодки сидела собака — крупная желтая тварь с огромными зубами. Джек нырнул в каюту — ему не хотелось видеть Таунер. И все-таки взглянул на нее, когда лодка проплыла мимо.
Она выглядела лучше. Слава Богу. Он ни за что бы к ней не притронулся, если бы знал об операции. В любом случае не следовало это делать. Таунер не умеет пить. И никогда не умела. Мысль о том, что, возможно, из-за него ей стало плохо, не давала Джеку покоя круглые сутки. Таунер могла умереть — чуть не умерла, если верить Мэй, хотя она понятия не имеет о том, что произошло между ними той ночью и что это, возможно, его вина.
Он воспользовался ею — точь-в-точь как это случается на вечеринках. Никаких таблеток, ничего такого, но Таунер была, что называется, не в себе. Джек проклинал себя за слабость. Ему стало стыдно, как только он прикоснулся к ней, но это его не остановило. Она лежала, глядя куда-то вдаль, а не на него. В глубине души Джек, неисправимый романтик, думал, что поцелует ее, она проснется и вернется к нему. Этого не произошло. И тогда, повинуясь какой-то ненормальной логике, он решил рискнуть. Но чем активнее он к ней прикасался, тем сильнее она отдалялась, и ее глаза, по-прежнему широко раскрытые, наконец сделались совсем неживыми. Таунер словно витала где-то в другом мире.
Она не любит его. Больше не любит. У нее есть другой. Возможно, она никогда и не любила Джека.
В Канаде у него была женщина. Они долго встречались, но он не смог отдать ей всего себя. И она не смогла привязаться к нему, потому что он пил.
— Ты умрешь, — сказала она. — Если не перестанешь, то однажды упадешь замертво. Я не хочу это видеть.
Джек смотрел, как Таунер плывет прочь из гавани, в сторону Острова желтых собак.
«Вот бы вернуться в прошлое и все изменить! Жаль, что не убил Кэла в ту ночь, пятнадцать лет назад, когда была такая возможность…»
Теперь Джеку хотелось убить Рафферти. Нет, неправда, на самом деле он этого не хотел. Рафферти — славный парень. Куда лучше, чем Джек. И от этого становилось еще больнее.
Черт возьми, надо бросить пить. Джек это понимал. Он мог нащупать собственную печень, когда притрагивался к боку. Она была просто огромная.
Джек начал плакать, не в силах остановиться.
Он изнасиловал Таунер. Может, она не назвала бы это изнасилованием, даже если бы помнила о случившемся, но факт остается фактом: Джек ее изнасиловал и чуть не убил. Больше всего ему хотелось, чтобы она вернулась к нему. Но в итоге он поступил с ней точно так же, как и Кэл. Он ничуть не лучше Бойнтона. Даже хуже: он ведь знал, что за ужасное преступление тот совершил.
По правде говоря, Джек провел лучшую часть жизни, надеясь на невозможное. Он мечтал, что Таунер вернется, увидит его, поймет и они будут жить счастливо до конца дней. В глубине души Джек не сомневался, что так и будет. Некогда Таунер верила в вечную любовь не меньше, чем он сам. Джек был в этом уверен.
Больше всего той ночью ему хотелось разбудить Таунер поцелуем, сыграть роль принца… Хренова принца. Черт возьми, почему это так глупо звучит? Джек хотел, чтобы она видела в нем своего рыцаря, хотя на самом деле Таунер вообще его не замечала. Не видела Джека, не смотрела на него — с того самого дня, как прыгнула за борт и попыталась утопиться. Джек тоже прыгнул, как настоящий герой, искренне веря, что сможет ее спасти.
Глава 28
Анжела настояла на встрече с Кэлом. Полицейские сопроводили ее в Миддлтон.
Она вышла с кольцом на пальце, тем самым, которое Кэл позволял целовать своим последователям. Анжела смотрела на него как на сокровище.
— Мы поженимся! — воскликнула она с полными слез глазами. — Мы поедем в Лас-Вегас и поженимся, как только он отсюда выйдет.
— Сегодня вечером, — добавил адвокат Кэла.
На обратном пути Рафферти с новым детективом не обмолвились ни словом.
Анжела захотела, чтобы ее высадили на Уинтер-айленд.
— Я хочу сообщить остальным хорошую новость, — сияя, заявила девушка. — И потом, мне нужно забрать вещи.
Детектив ожидал реакции Рафферти, но тот молчал. Он отвез коллегу в участок и отправился в аэропорт за дочерью. Рафферти решил, что с него хватит.
Глава 29
Мэй стояла на пристани и смотрела, как «Китобой» входит в пролив. Собака сидела на носу лодки точно деревянная фигура. Как будто это были Таунер и Скайбо, которые возвращались домой. В эту минуту дочь казалась Мэй совсем девочкой.
Время сегодня играло с ней злые шутки. Таунер позвонила и сказала, что привезет Визи на остров, — слишком жестоко забирать собаку в Лос-Анджелес, где ей самой негде жить.
— Купи квартиру, — намекнула Мэй. — Теперь у тебя много денег.
Таунер сказала, что летом собак не пускают в самолет. Это слишком опасно. А если отправить Византию в Лос-Анджелес морем, к моменту прибытия она заново успеет одичать. Это жестоко, повторила она. Визи принадлежит острову.
Мэй поняла, что Таунер больше не надеется на встречу с Визи. Лишь потом она поняла, что скорее всего больше никогда не увидит дочь. Это было нелегко признать, но Таунер действительно уезжала навсегда. Если Мэй не изменится. Если не захочет покинуть остров и отправиться за три тысячи миль. Мэй уже была готова укладывать вещи — на мгновение ей показалось, что это действительно возможно. Люди меняются. Но почти сразу же Мэй поняла, что это неосуществимо. Она не в состоянии покинуть остров и переехать в Лос-Анджелес… А Таунер не сможет к ней вернуться.
Сердце у ее замерло, на глазах показались слезы. Но Мэй не заплакала.
Таунер следовало уехать отсюда подальше. Здесь небезопасно. Иногда побег — наилучший вариант. Мэй знала, что Ева бы с ней не согласилась. Та думала, что все проблемы Таунер решатся, как только девочка вернется домой. Но Ева ошибалась. Мэй кое-чему научилась, защищая несчастных женщин. Она знала: иногда единственное, что можно сделать, — убежать без оглядки.
Глава 30
Мэй помогает мне причалить. Визи бегает по лодке и раскачивает ее. Несколько золотистых псов, которые до сих пор спали вповалку на причале, вскочили и смотрят, что случилось. А потом начинают ликующе прыгать.
Это уже чересчур. Визи вся дрожит, пытаясь сдержать радость. Тогда я отстегиваю поводок и говорю:
— Иди.
Она бежит к остальным, даже не подозревая, что не вернется в город вместе со мной. Собаки прыгают от восторга, валят друг друга наземь, играют, катаются.