— Он поедет туда со мной. Сегодня же.
— Сомневаюсь. — Чарли загородил ей дорогу.
— Твой ребенок не от преподобного Кэла, — сказала женщина.
— Твой ребенок от дьявола, — добавил Чарли.
В глубине души Анжела еще надеялась, что они шутят.
— У нее отметина! — крикнула одна женщина, а другая упала в обморок.
Взгляд Анжелы заметался: она искала пути к бегству.
Чарли быстро схватил ее и ударил лицом о стенку трейлера. Анжела увидела кровь.
— Назови свое имя, демон! — заорал Чарли.
Одна из женщин схватила камень и замахнулась.
Анжела бросила рюкзак и бросилась бегом по пляжу к городу.
— Держите ведьму! — крикнул кто-то из телохранителей.
— Ловите ее! — приказал Чарли.
Роберта все видела из своей будки. Она немедленно схватила трубку и позвонила Рафферти, а потом, не дозвонившись, набрала 911.
Глава 33
Туман рассеивается, когда я вхожу в гавань. Milagros исчезли, вода становится темно-синей. Воздух здесь теплее. Я уже вижу Дерби-стрит. Лишь бы добраться до дома.
Вместо того чтобы замедлить ход, я набираю скорость. Вечереет, и нужно успеть на самолет.
Направляясь к лодочному сараю, я замечаю в конце пристани, на полпути к крошечному маяку, кальвинистов. Они карабкаются по камням и что-то ищут.
Двое сидят перед лодочным сараем.
Нужно убрать моторку, но я не хочу приближаться к кальвинистам. И не могу ждать, когда они уберутся. Тогда я оставляю лодку прямо у причала. Добравшись до аэропорта, позвоню Мэй — пусть пришлет кого-нибудь забрать «Китобой».
Я скверно себя чувствую. Плохая идея — выпить таблетку на пустой желудок. Вообще не следовало этого делать. Но я дома. В безопасности.
Шагая по улице, вновь вижу кальвинистов. Они заглядывают в двери, рыщут за таможней.
Перехожу дорогу, стараясь не смотреть на них, не поднимать глаза. Все, что мне нужно, — это взять вещи и вызвать такси. Я расслаблюсь, когда окажусь в аэропорту.
Руки у меня дрожат, когда открываю дверь. Войдя в дом, запираюсь, съедаю на кухне кусок хлеба, а потом наклоняюсь и пью из-под крана.
Позади разбивается стекло. Я замираю и жду следующего звука. Слышно, как человек тяжело прыгает на пол.
В доме чужой.
Кэл.
Я разворачиваюсь к двери.
— Помогите! — кричит голос.
Женский голос. Раньше я никогда не слышала его наяву — только во сне.
Я оборачиваюсь и вижу Анжелу Рики. Она стоит, дрожа от ужаса. Огромный синяк, который я однажды приняла за родимое пятно, уже сошел, так что на правой щеке осталась лишь тень, зато появились новые: один — на лбу, а другой — над верхней губой (у Анжелы выбит зуб).
— Они хотят убить моего ребенка! — Она плачет и дрожит.
— Кэл?
— Нет, — энергично качает головой Анжела. — Остальные.
Я смотрю в ту сторону, куда она указывает, и вижу, что кальвинисты, стоя на тротуаре, наблюдают за домом и ждут, точно хищные птицы.
— Они думают, я заколдовала Кэла. Считают, мой ребенок от дьявола!
— Ты беременна от Кэла? — тихо спрашиваю я. Следовало догадаться. Именно эту деталь от меня скрывали.
Я прикрываю рот рукой, заглушая звук. «Не двигайся. Не шуми».
Меня рвет. Прямо на пол, в центре кладовки. Я вижу нерастворившуюся синюю таблетку стелазина.
Кальвинисты переходят улицу. Их стало еще больше. Один за другим они зажигают факелы.
Слышится шум. И выкрики: «Хватайте ведьму!»
Анжела начинает плакать.
Я беру телефон и набираю 991.
— О Господи… — Анжела застывает. Она смотрит в окно и не двигается с места.
Оператор берет трубку.
— Что у вас случилось?
— Здесь Анжела Рики. Она беременна, и ее избили.
— Не кладите трубку, — приказывает оператор. — Я вижу на мониторе, где вы.
Слышу, как она дает указания патрульным.
— Они едут, — обращаюсь я к Анжеле.
Та всхлипывает.
— Анжела сильно пострадала, — сообщаю я в трубку.
Девушка рыдает еще сильнее.
— Мой ребенок!..
Я вижу, как кальвинисты с горящими факелами переходят улицу. Машины останавливаются, пропуская их, люди высовываются из окон. Вижу удивленные лица туристов. Они думают, что это одно из тех представлений, которые им уже не раз приходилось наблюдать в Салеме.
— Хватайте ведьму! — кричат кальвинисты.
Туристы думают, что здесь разыгрывают историю Бриджит Бишоп или нечто в этом роде. Они пытаются принять участие — делают вид, что проникаются всеобщей истерией, выказывают одобрение, тянут за собой детей.
— Хватайте ведьму! Хватайте ведьму! — требуют туристы.
Какая-то женщина останавливает машину и вместе с детьми выходит посмотреть на происходящее. Она усаживает малышей на капот, чтобы им было видно, как кальвинисты вваливаются во двор.
— Они идут… — Голос Анжелы взмывает на октаву. Она ходит по комнате, не в силах стоять на месте, потом подбегает к окну и зовет на помощь. Толпа аплодирует.
Факелы подпрыгивают и неумолимо, как в ночном кошмаре, движутся вперед.
— Пожалуйста, — говорю я в трубку. — Они уже близко.
— Полиция едет, — отвечает оператор.
— О Господи, о Господи… — стонет Анжела.
— Заприте двери и окна, — приказывает оператор. Она хорошо обучена и старается не выказывать волнения.
Звуки шагов по дереву — первые кальвинисты поднимаются на крыльцо.
— Они уже у двери! — кричу я в трубку и спешно проверяю, все ли заперто. Надрываясь, придвигаю комод к окну, которое разбила Анжела.
— Держите ведьму! — слышится уже громче. Я читаю их мысли. Крик звучит в моей голове.
Это невозможно. Это сон. Или галлюцинация. Я изо всех сил стараюсь удержаться в реальном мире. Я уже почти уплыла, отдалилась от неизбежного. Вот-вот потеряю сознание.
На мгновение отстраняюсь и просто наблюдаю за происходящим. Это нереально. Слишком странно, чтобы быть настоящим. И в то же время все это — реальность. Каждая деталь отчетливо выделяется, каждый шаг длится, точно в замедленном действии.
— Убейте ее! Убейте!
Все кажется простым и универсальным. История повторяется, одна сцена накладывается на другую. Мы обе одновременно и в двадцатом веке, и в семнадцатом — в старом Салеме с настоящими, первыми, кальвинистами. Чувствуем неизбежное приближение трагической развязки, и когда я мельком смотрю на Анжелу, то вижу ее в облике женщины из далекого прошлого: на ней грубое коричневое пуританское платье, волосы стянуты назад, голова покрыта. Мы вернулись в те времена, когда женщину могли схватить лишь за то, что она одинока, или рыжеволоса, или не похожа на других, или у нее нет мужа и детей, способных ее защитить. Или, возможно, даже потому, что она владеет имуществом, на которое положил глаз кто-нибудь из горожан.
Мне отчаянно хочется исключить себя из действительности. Создать дистанцию. Это все — ненастоящее. Я ненастоящая.
Но Анжела — настоящая. И это единственная правда в окружающей обстановке. Единственное, в чем я уверена. Много лет я помнила, как стояла здесь, вне времени, рядом с женщиной, которую, как теперь становится понятно, видела во сне, и узнала в тот самый момент, когда она появилась у двери кафе, обратившись за помощью сначала к Еве, а теперь ко мне.
В моей голове по-прежнему раздаются голоса. Они кричат: «Убейте ее!» Я вытесняю их, стараясь расслышать слова оператора.
— Машина в вашем районе, — говорит она. — Вы можете перейти в безопасное место, пока патрульные не подъехали?
— Наверное, — отвечаю я.
Мысли бешено несутся, и я вспоминаю о смотровой площадке, решив, что кальвинисты туда не доберутся. Если подняться наверх и сесть на крышку люка, никто не сумеет открыть ее снизу. Я часто так делала, когда никого не хотела видеть. На площадку ведет узенькая лестница, по которой может вскарабкаться только один. В одиночку человеку не хватит сил, чтобы открыть люк.
— Смотровая площадка, — говорю я в трубку — пусть оператор скажет патрульным, где искать. — Мы будем наверху, на площадке.