За банкой — записная книжка, на обложке — стихотворение Дженни Джозеф, которое я узнаю. Оно очень популярное.
В записной книжке лежат несколько фотографий, в том числе Бизера и Мэй. И одно мое фото — вскоре после отъезда в Калифорнию. На снимке вымученная улыбка будто провисает из-за стелазина, который я принимала в те годы.
Судя по всему, у Евы на сегодня запланирована детская вечеринка. Я смотрю на настенный календарь. Он не обычный, а лунный, так что понять трудно. Узкие ломтики луны изображены в серых тонах напротив соответствующих дат. Как только мне кажется, что я начинаю понимать, я замечаю ярко-красную полную луну, возникшую в середине месяца. Она немного больше прочих лун и не соответствует ни одному из циклов. У меня уходит минута, чтобы догадаться: это не луна, а шляпка. Помнится, Ева говорила о клубе Красных шляпок, вдохновленном стихами Дженни Джозеф. Женщины, которые носят лиловые платья, собираются здесь по крайней мере раз в месяц, чтобы пить чай и читать кружево.
Столы уже накрыты. На каждом — свой чайник, чашки и блюдца на кружевных салфетках. Чайники — причудливые и разноцветные. Если решите стать постоянным клиентом и приходить в определенный день, не занятый какой-нибудь вечеринкой, то кружево на столе ваше. Вы платите в том числе и за него, гадали вам или нет. Многие посетители забирают кружево домой и используют в качестве салфеток. Еву это не тревожит, хотя я всегда считала подобное отношение расточительством. Кружева — произведение искусства, и следует вывешивать их в рамочках.
Большинство клиентов приходят сюда, чтобы им погадали. Ева никогда не читает кружево чаще двух раз в день — говорит, что это ее утомляет. Особенно теперь, с возрастом. Она не оставляет у себя деньги, вырученные за чтение. Все, что тетя получает за кружево и за гадания, отправляется Мэй и ее «Кругу».
Она может читать и больше двух раз, если надо. А если Ева ощущает, что у клиента серьезная неприятность или что дело срочное, она даже прочтет кружево бесплатно. Но больше всего ей нравится учить женщин читать самостоятельно, для себя.
— Возьмите кружево и посмотрите на него, — говорит она. — Прищурьтесь.
Если следовать инструкциям, то покажется, что вы видите картинки в кружеве, как и Ева.
— Продолжайте, — ободряет она. — И не бойтесь. Неправильного ответа быть не может. Вы читаете собственную жизнь, собственные символы.
Я нахожу чайную ложечку с монограммой Уитни и оглядываюсь в поисках любимого чайника — на самом деле это старый фарфоровый кофейник. Я грею его, потом завариваю чай, беру чашку и лунный календарь и иду к единственному столику в комнате, оставшемуся ненакрытым. На столике лежит потертое первое издание Эмили Пост.
Прежде чем открыть кафе, тетя Ева давала уроки этикета детям с Северного берега Бостона. Ребятишки из Марблхеда, Суомпскотта, Беверли-Фармс, Гамильтона, Уэнхэма и даже с мыса Анны приезжали к Еве поучиться изяществу манер. Она накрывала стол в гостиной для торжественного обеда, и дети, в костюмчиках и платьицах, рассаживались вокруг и совершенствовали свои светские манеры. Ева учила их вежливым застольным разговорам и избавляла от смущения, которое нередко овладевает детьми во время официальных празднеств.
— Задавайте вопросы, — советовала она. — Это поддерживает разговор и помогает переключить внимание. Выясните, чем интересуются ваши соседи и каковы их предпочтения. Задавая вопрос, скажите что-нибудь о себе — это сближает. Например, вот подходящее начало обеденного разговора — повернуться к своему соседу и сказать: «Я люблю суп. А вы?»
Она заставляла детей спрашивать друг у друга, любят ли они суп, и это неизбежно вызывало смешки, потому что вопрос был такой нелепый. Но тем не менее дети переставали стесняться.
— Итак, — говорила Ева после этого упражнения, — вы почувствовали себя уютнее?
Дети признавали, что почувствовали.
— А теперь задавайте другие вопросы и на сей раз внимательно выслушивайте ответ, — наставляла она. — Один из секретов хороших манер — умение слушать собеседника.
Я выпиваю целый чайник. В семь часов звоню Бизеру. Никто не отвечает. Я завариваю еще чаю. Пытаюсь позвонить брату в восемь. По-прежнему никто не берет трубку. Я решаю заварить чаю Еве и отнести наверх.
Кто-то стучит в дверь кафе. Поначалу я думаю, что это Бизер. Но на крыльце стоит девушка, лет восемнадцати или даже младше, с рюкзаком на плечах; сальные волосы разделены пробором и свисают до плеч, наполовину прикрывая огромное пунцовое родимое пятно на левой щеке. Моя первая мысль — это очередной подросток, который хочет снять комнату или хочет гадания, но, взглянув на площадь, я понимаю, что праздник закончился. На улице остались только собачники и уборщики. Быстро иду к двери, чтобы прекратить шум и не тревожить Еву, но тут свистит чайник. Я торопливо возвращаюсь и обжигаю ладонь, схватившись за ручку.
Девушка снова стучит, на сей раз громче и настойчивее. Я шагаю к двери. Мне видно гостью через волнистое стекло. Выражением лица она напоминает Линдли. Или, может быть, тем, как она колотит в дверь — изо всех сил, будто пытаясь ее проломить. Торопясь открыть, я замечаю патрульную машину, которая подъезжает к дому. Девушка оглядывается через плечо. Когда я добираюсь до двери, незнакомка уже на полпути вниз. Она оборачивается, и я вижу выпуклый живот. Я отворяю, но девушка чересчур проворна для меня — она ныряет в проулок в ту секунду, когда патрульная машина останавливается.
Я ставлю чайник и чашки на поднос и иду наверх. И тут снова раздается стук. Выругавшись, я опускаю поднос на ступеньку и открываю дверь. Там, вместе с Джей-Джеем и незнакомым парнем, стоит Бизер.
— Я тебе звонила, — говорю я брату. Стараюсь не казаться взволнованной, не выдавать своей радости.
Они заходят, и Бизер обнимает меня, надолго удержав в объятиях. Я отодвигаюсь и говорю, что все в порядке, Ева здесь.
— Я только что собиралась перезвонить тебе…
— Это детектив Рафферти, — перебивает Бизер.
Долгая пауза. Потом Рафферти произносит:
— Мы нашли тело Евы.
Я замираю. Не могу двигаться.
— Таунер… — Бизер снова меня обнимает, не только чтобы утешить, но и чтобы удержать на ногах. — Поверить не могу, что она мертва.
— Похоже, утонула, — продолжает Рафферти. — Или погибла от переохлаждения. К сожалению, в ее возрасте это вполне возможно, даже на суше… — Его голос слегка вздрагивает при этих словах.
Я бегу вверх по ступенькам и достигаю первой площадки, согнувшись от боли, — они все стоят внизу и испуганно смотрят на меня, не зная, что делать. Я ковыляю в комнату Евы, но ее там нет. Кровать по-прежнему застелена и не тронута со вчерашнего вечера.
Как можно быстрее я миную лабиринт помещений.
«Ева стара, — думаю я, — возможно, она больше не захотела спать здесь и предпочла комнату поменьше».
Но, несмотря на это, я начинаю беспокоиться. Лихорадочно перебегаю из одной комнаты в другую. И тут меня догоняет Бизер.
— Таунер?
Я слышу, как его голос приближается.
— С тобой все в порядке? — спрашивает он.
Разумеется, нет.
— Я только что ездил на опознание.
Я слышу звуки — голоса полицейских, которые эхом отдаются на лестнице, — но не могу разобрать, о чем речь.
— Мэй уже знает. — Бизер пытается меня остановить. — Детектив Рафферти был у нее утром.
Я нахожу в себе силы кивнуть.
— Они с Эммой нас ждут, — продолжает Бизер.
Я снова киваю и спускаюсь вслед за ним. Полицейские замолкают.
— Мне очень жаль, — говорит Джей-Джей.
Киваю в третий раз. Это все, на что я способна. Мы встречаемся взглядами с Рафферти, но он молчит. Машинально тянется, чтобы утешить меня, но тут же спохватывается, отдергивает руку и сует ее в карман пиджака, словно не знает, что с ней делать.