И конечно же, именно об этом свидетельствуют авторы в коммуникативном измерении чтения. Это значит, в любом возрасте можно оставить себя, чтобы войти в желанную гавань в компании других, будь то вымышленные персонажи, исторические личности или создавшие их авторы.
То, что этому погружению в глубокую читательскую жизнь грозит исчезновение из нашей культуры, очевидно. Именно об этом у меня недавно состоялся большой и обстоятельный разговор с командой NPR (National Public Radio – крупнейшая некоммерческая организация в США. – Прим. перев.), в котором мы высказали нешуточное беспокойство по поводу этого.
Есть много вещей, которые были бы потеряны, если бы мы начали постепенно отказываться от познавательного терпения, способного окунуть нас в миры, созданные книгами, и жизни и чувства «друзей», которые их населяют. И хотя это замечательно, что фильмы и кинокартины могут делать что-то из этого, есть все же разница в качестве погружения, которое становится возможным благодаря проникновению в артикулированные мысли других.
Что будет с юными читателями, которые никогда не встретятся и не начнут понимать мысли и чувства кого-то совершенно другого? Что будет с опытными читателями, которые начнут терять контакт с этим чувством сопереживания людям, находящимся за пределами их круга общения? Это формула для невольного невежества, страха и непонимания, что может привести к воинственным формам нетерпимости, которые противоположны первоначальным целям Америки для ее граждан из совершенно разных культур.
Подобные мысли и связанные с ними надежды часто встречаются в творчестве писательницы Мэрилин Робинсон, которую бывший президент США Барак Обама назвал «специалистом по эмпатии». В одной из своих поездок по стране во время его президентства, Обама посетил Робинсон в штате Айова. Во время их встречи, Робинсон посетовала, что она видит, как многие люди в Соединенных Штатах, особенно в политических кругах, становятся все нетерпимее к тем, кто отличается от них самих, видя их «злобными другими». Она охарактеризовала это как «опасную тенденцию, которая может усугубляться, а останемся ли мы после этого демократической страной?».
Пишет ли она об упадке гуманизма или о способности страха умалять сами ценности его сторонников, претендуя на защиту, она концептуализирует силу книг, чтобы помочь нам понять точку зрения других как противоядие от страхов и предрассудков, которые многие люди испытывают часто неосознанно. В этом контексте Обама ответил Робинсон, что самые важные вещи, которые он узнал о том, что значит быть гражданином, пришли из романов:
«Это связано с эмпатией. Это связано с тем, что мы привыкли к мысли, что мир сложен и полон серого, но в нем все еще есть истина, чтобы быть найденной, и что мы должны стремиться к этому и работать и трудиться над этим и над мыслью о том, что можно установить контакт с кем-то другим, даже если он сильно отличается от тебя».
Правдивые и реальные уроки эмпатии, которые Обама и Робинсон обсуждали, могут начинаться с переживания других жизней, но они углубляются работой, которая следует за погружением в прочитанное, то есть то, что мы читаем, заставляет нас проверять на прочность наши собственные устоявшиеся умозаключения и жизни других. Рассказ Лючии Берлин «Пособие по уборке женщин» — пример для меня. Когда я начала читать рассказ, то увидела, что главная героиня – уборщица не обращает внимания на повседневные трагедии, которые происходят в местах, где она работает. До тех пор, пока я не прочитала финальную фразу, произнесенную героиней: «Наконец-то я плачу». Все, что я вначале думала об уборщице-рассказчице в этой истории, рухнуло с последней строкой. Мои ошибочные выводы вылетели в одно из тех окон, которые открываются, когда мы сталкиваемся с собственными предубеждениями, привносимые во все, что читаем. Без сомнения, это было унизительное осознание, Берлин хотела, чтобы ее читатели узнали о себе.
Книга Джеймса Кэрролла «Христос на самом деле: Сын Божий для светской эпохи» описывает аналогичное противостояние в контексте литературы нон-фикшн. Автор рассказал на собственном примере, как будучи юным мальчиком, очень набожным католиком, он читал Анну Франк «Дневник молодой девушки». Он описал прозрение, изменившее его жизнь, когда осознал мысли этой молодой еврейской девушки со всеми ее призрачными надеждами и желанием жить, мечтами, которые теплились в ней на фоне той жестокой реальности и ненависти к евреям, в конечном счете уничтожившими ее и ее семью. Появление в его мыслях этой совершенно чужой девушки неожиданно изменило молодого Джеймса Кэрролла. От его памятных описаний конфликтов с отцом, военным генералом, во время вьетнамского кризиса в Американском Реквиеме «Бог, мой отец и война, которая произошла между нами» до его описаний отношений между иудаизмом и христианством в книге «Меч Константина: Церковь и евреи: История», каждая из его книг вращается вокруг необходимости понять на тончайшем уровне реальность другого, будь то во Вьетнаме или в немецком концлагере. Во «Христе», на самом деле он использовал жизнь и мысли немецкого теолога начала XX века Дитриха Бонхёффера, чтобы подчеркнуть реальные разрушительные последствия неспособности человека принять точку зрения другого. Бонхёффер непоколебимо проповедовал и писал сначала с кафедры, а затем из тюремной камеры, о трагической неспособности большинства людей понять целесообразность и реальность существования исторического Иисуса, выходца из еврейской земли, понять, что чувствовали преследуемые евреи в Германии. Основной мыслью его последней работы стался открытый вопрос: как бы на самом деле исторический Христос отреагировал на нацистскую Германию?