…Сын Неба тратил жизнь на нескончаемый протокол приемов, церемоний и конфуцианских ритуалов, не имея ни малейшей возможности что-то переменить. — Голос демократической Европы зазвучал во всю мощь. Но ведь ритуал на то и ритуал, чтобы его соблюдать, а не менять, когда левая нога захочет, по собственному произволу. Ритуал выполняет целый ряд важнейших социальных функций, и прежде всего — обеспечивает единство различных социальных групп страны и преемственность живущих в ней поколений. То, например, что даже самый обездоленный крестьянин в Китае, выполняя тот или иной погребальный обряд по усопшему родителю, твердо знал, что и сам император на тот же самый день после похорон своего августейшего родителя выполняет тот же самый обряд (причем он таки его действительно выполнял), — цементировало народ куда сильнее, чем сто тысяч кумачовых лозунгов «Народ и партия едины» или показное панибратство американских президентов. С другой стороны, вековая неизменность ритуала как нельзя лучше дает всей кожей ощутить, что у страны есть прошлое и, стало быть, будет будущее; разрушение же ритуала подвешивает ее в сиюминутном «сегодня» без роду без племени, без перспективы и надежды. Если из прошлого нечего взять, стало быть, его все равно что не было и мы тут нынче сами с усами, чего хотим, то и воротим; если в будущее нечего передать, значит завтра все равно помрем, и, стало быть, гуляй, рванина. Попробовала бы британская королева явиться в парламент в мини-юбке и начать свою ежегодную речь примерно так: «Ну что, чуваки? Хули ж вы тут…» Однако иным культурам европейцы совершенно искренне и вроде бы даже из благих побуждений предлагают в качестве свободы и прогресса именно вот такое… Если же говорить о том, что происходило за рамками ритуала, то на самом-то деле царствование Нин-цзуна было полно событий: он попытался отвоевать у чжурчжэней Северный Китай (безуспешно), заключил и реально поддерживал с чжурчжэнями мир, обезопасив вверенную ему страну от вторжений (успешно, хотя и далеко не бесплатно), развивал города (успешно), сослал было, поддавшись влиянию одной из придворных клик, но вскоре выказал недюжинную твердость и вернул из ссылки великого философа Чжу Си, основателя неоконфуцианства — учения, вскоре ставшего идейной основой Китая вплоть до XX в.
С. 283. …страшной Палаты наказаний. — В авторском тексте так и сказано: temido («Страшная, пугающая, наводящая ужас»). Да уж не страшней испанской инквизиции, возникшей, кстати сказать, на несколько веков позже царствования Нин-цзуна, в куда более просвещенные времена. Автор, похоже, представляет себе Син бу чем-то вроде тайной полиции времен Франко. На самом деле Палата наказаний ведала соблюдением законности, проверкой предварительных расследований и утверждением приговоров, контролем за соответствием правоприменения требованиям закона и соблюдением минимальных прав лиц, содержащихся под арестом во время предварительных следствий (обеспечением их одеждой, продовольствием и медицинской помощью, разбором их жалоб и т. д.). Здесь же разрабатывались новые законы и подзаконные акты, ведомственные инструкции, гражданские уставы. Контрольный отдел палаты отвечал за проверку отчетности о налоговых поступлениях из столицы и из провинций, о государственных тратах, о жалованье чиновников, о суммах, отпускаемых на содержание казенных зданий, о наградных пожалованиях, о криминальных присвоениях имущества (в т. ч. взятках), о раскладке работ, осуществляемых отбывающими каторгу преступниками, о долгах и недоимках… Уфф. Страшная работа? Нет, просто ее страшно много. Вот примерно так же в Европах и нашего Ивана Грозного себе переводят: Ivan the Terrible, то бишь Ванька Жуткий. Не шучу. Оксфордский толковый словарь английского языка слово terrible объясняет как «extremely and shockingly or distressingly bad», т. e. «в высшей степени и потрясающе или удручающе плохой». И все, попробуй поспорь, если, мол, сами же русские его назвали terrible. Одно лишь мастерство перевода, и никакого мошенства…