Абсолютно не понимаю, в кого я уродился таким маленьким. По сравнению с отцом мама смотрится совсем миниатюрной — он выше её на полторы головы, а ведь она превосходит ростом большинство мужчин.
— Извини, мам. Ты же знаешь, иногда у меня получается.
Пару раз действительно получилось. Не больше.
— Я знаю, — она целует меня в лоб. — Ты молодец. Поехали на кухню, завтрак уже давно на столе, а ты все плещешься, словно тюлень.
— Передвигаюсь примерно также, — шучу я. — Папа ещё не вернулся?
— Позвонил, сказал, что раньше ужина его ждать не стоит. Зато завтра он весь день дома.
— Ага, и снова будет сидеть в своем кабинете, и писать, — ворчу я.
— Работа у него такая, зайчонок, — мама легонько щелкает меня по носу. — А у тебя много на сегодня уроков?
Терпеть не могу её «зайчонок». Мне уже тринадцать лет. Я не любил это прозвище в семь, тем более ненавижу сейчас. Мама прекрасно это знает, но любит меня поддразнивать.
— Сегодня суббота. Никаких уроков, мам.
Мама не возражает.
На коляске она отвозит меня в кухню, к столу. Завтрак и вправду накрыт. Яичница, творожная паста и протеиновый коктейль, который я люблю ещё меньше «зайчонка». Иногда мне украдкой удается его вылить, но чаще приходится все же пить, под осуждающим маминым взглядом.
— Погляди, какое солнце на улице! Мам, а можно мы погуляем сегодня, с Демом?
Мама еле заметно морщится. Моего друга Дема она не жалует. Она не говорит об этом открыто, но я хорошо вижу. Причины неприязни мне непонятны — Дем всегда с мамой вежлив и тих, и с удовольствием возится со мной на улице. Старше меня лишь на год, он мой единственный друг.
На месте мамы кто другой бы только радовался, что у её сына-инвалида есть закадычный товарищ. А она почему-то совсем не рада.
Мы читаем краткую молитву, и я завтракаю, поглядывая в окошко. Моя пища полезна и благословлена. А значит, полезна вдвойне.
Но ног моих все равно не лечит.
***
Большинство инвалидов циничны. Я ощутил это на себе. Дважды меня отправляли на лето в специальный лагерь, для таких, как я. Это было мерзко и отвратно. Думаете, если дети — инвалиды, и если у них не слушаются ноги или руки, то они все добрые и готовы дружить друг с другом?
Ничего подобного.
Все те же драки — просто неуклюжие; все те же подначки и шуточки — ещё более злые. Язык-то у всех работает. К тому же я «отличник», что означает лучший выбор жертвы для «шалостей», как их называют воспитатели.
На третий год я уперся, и сказал, что лучше умру, чем куда-либо поеду. Мама, впрочем, не стала меня слушать. Началось обычное, грустное и, вместе с тем, обидное зрелище.
Кратко его суть можно охарактеризовать так: мы устали за тобой присматривать, подумай о нас и пожалей.
А обо мне кто-нибудь подумал и пожалел?
Ведь нельзя же заботиться о человеке десять месяцев в году, а потом отправлять его на два месяца страдать. Чтобы следующие десять месяцев любить его снова. Или можно?
Глупость какая-то. Но, моя мама так не считает. Она называет необходимость детского летнего лагеря «со-ци-а-ли-за-ци-ей». Но почему тогда это лагерь для инвалидов? Или всю оставшуюся взрослую жизнь мне предрешено жить среди инвалидных колясок, одноруких и безногих коллег?
В общем, мама была настроена решительно. К счастью, папа её уговорил, и тем летом я никуда не поехал. Да и следующим тоже.
Дем появился в моей жизни тем самым летом, когда я отказался ехать в лагерь.
Мы всегда гуляли по улице с мамой. Старались прогуливаться каждый день, часа по полтора. Мне нравилось находиться на свежем воздухе, глядеть на прохожих, на машины — особенно на автобусы, на яркие краски витрин.
Иногда мама возила меня в торговый центр, неподалеку от дома. Я катил по широким проходам, глядя на свое отражение в зеркалах, рассматривая манекены в яркой одежде.
Одежде и обуви, совсем ненужной для ребенка, неспособного ходить.
Сквозь витрины книжных магазинов я старался разглядеть обложки книг. Честное слово, я даже как-то попросил маму купить мне бинокль — чтобы интереснее было рассматривать окрестности, — но на самом деле я хотел рассматривать именно обложки книг. Увы, коляска не способна проехать по узким книжным проходам, и я никогда не мог поглядеть на книжки вблизи.
Пока не встретил Дема.
Вы можете возразить — а как же Интернет?
Тут есть трудности. Мои папа и мама — как бы это сказать правильно? — верующие люди. В смысле нет, они не фанатики. Они просто работают в Церкви. Самым настоящим образом работают. Папа имеет чин протоиерея. Это довольно высокий чин. Но занимается он написанием речей. Он готовит тексты для многих публичных православных лиц, которых вы видите в телевизоре. В том числе, для самого Владыки.