Выбрать главу

Впервые в Лондоне

В июне 1903 года Чуковский едет корреспондентом газеты «Одесские новости» В Лондон. В воспоминаниях о Жаботинском, с которых начинался наш сюжет, он неоднократно подчеркивал, что мысль отправиться в Лондон корреспондентом подал ему Жаботинский, который несколькими годами раньше точно так же проходил «свои университеты» в Риме в качестве корреспондента одесской газеты. Трудно даже представить, какое огромное значение имела эта поездка в последующем самоопределении Чуковского. Прошло менее двух лет со времени его литературного дебюта, еще совсем недавно он, работая на покраске крыш, зубрил английские слова по самоучителю, и теперь он имел возможность использовать их. Жить приходилось на гонорары от корреспонденций, сколько-нибудь прочного материального обеспечения это не давало, но сама возможность окунуться в политическую, общественную и литературную жизнь Англии открывала перед Чуковским новые горизонты.

Ольга Грудцова записала рассказ Чуковского об обстоятельствах его отъезда: «…газета послала меня в Англию корреспондентом. Но денег на поездку не дала. К этому времени я уже женился на Марии Борисовне. Она прибежала ко мне в одном платье, крестилась, чтобы обвенчаться со мной. На свадьбу пришли все одесские журналисты, принесли массу цветов. Когда мы вышли из церкви, я сказал: „Что мне цветы? Мне деньги нужны“. Снял шапку и пошел собирать. Все смеялись и бросали в шапку деньги. Получилась порядочная сумма. Еще дал денег в долг Короленко, ему сказали, что появился талантливый журналист, ему не на что ехать в Англию, потому что газета не в состоянии оплатить проезд».[72] Поручителем при венчании со стороны жениха был «никопольский мещанин Владимир Евгеньев Жаботинский»[73], от этой эпохи сохранились два его «наставнических» письма к Чуковскому в Лондон:

1.[74]

28 июля 1903 <Одесса>

Dearest!

Пишу Вам впопыхах, накануне отъезда. — Хейфец[75] был в отпуску, а теперь снова взял бразды в руки. Первым делом позвал меня и сказал: «напишите Чуку, что до сих пор его корреспонденции задерживались, а теперь будут помещаться аккуратно, насколько возможно. Вообще, пусть он не беспокоится. Зато пусть приналяжет на местную жизнь, ибо вот, например, Дионео[76] писал о какой-то казни, а Чук на ней не был. Пусть впредь ходит на все повешения». Ergo[77] пишите и будьте спокойны.

С деньгами виноват не Эрманс[78], а Ваши. Получив Ваше первое письмо, я побежал в контору — там мне сказали: «Мать Ч<уковского>[79] уже присылала, мы завтра выдадим ей». Я решил, что это все равно. Оказалось, что Вашей maman, в лице Гриши[80], выдали не 125, а только 63 (за полмесяца). Это было 2-го июля ст. ст. Очевидно, в конт<оре> думали, что Ваш счет не с 1-го июня, а с 15-го. Эрманс же мне подтвердил, что счет с 1-го июня. Напишите Грише, чтобы он толком поговорил; лучше не Гриша, а М<ария> Э<ммануиловна>[81] (она уже вернулась). Поговорил бы я, да уезжаю. Когда вернусь, буду сам заведовать Вашими финансами. А Вы не беспокойтесь и все-таки в ежемесячники, с Божиею помощию, смело прите. У нас платить будут аккуратно, надо только, чтобы Ваши аккуратно ходили 2-го и 16-го. Этого 16-го Грише опять выдали 62, и я знаю, что Вам их на другой же день послали.

Рад, что Вы хорошо устроились. Поцелуйте руку дорогой М<арье> Б<орисовне>. Страшно жалею, что мы столько времени были в ссоре. Дионео бейте челом: я его поклонник. — Скриба[82] в С<анкт> П<етер>б<урге> говорил Хейфецу, что Вы самый талантливый человек в редакции, но одна беда — «врет много». Хейфец обещал, что Вы исправитесь.

Хлопцы кланяются.

Ваш Вл<адимир> Ж<аботинский>.

2.

10 декабря 1903 Одесса

Все-таки dearest!

Поздравляю Вас обоих с Рождеством Господа нашего Иисуса Христа. Не отвечал доныне по той же причине, по которой не собрался еще к Вашей маме: страшно занят, а чем — сам не пойму. От этой мороки состояние духа ужасное. Затем цензор совсем помешался. Я недавно написал: по мнению Од<есского> Л<истка>, в ноябре между газетами начинается предподписочная резня… Цензор вычеркнул «резня» и написал «борьба» — по-видимому, чтобы не напомнить о Кишиневском погроме. Скоро он уезжает: будет другая скотина.

К делу. Вашими корреспонденциями я недоволен. Знаете, что я думаю? Вы просто для них мало работаете, а больше для Чехова и для самообразования. Вещи прекрасные, но все-таки уменьшите рвение в эти стороны и приналягте на газетную часть Вашего существования. От Вас впечатление такое, точно Вы пишете, сидя в Одессе. Видно, что Вы прочли книгу и написали о ней, посмотрели сценку и написали о ней. Так нельзя. Надо посмотреть 20 сценок и вывести о них какое-нибудь синтетическое (аф майн ворт![83]) заключение, обмозговать, а потом уже написать. Для этого, конечно, необходимо больше времени посвящать наблюдениям, а байбляйотейке[84] — или как ее — меньше. Затем очень важно: в корреспонденциях никогда не надо ни острить, ни иронизировать, ни вообще пущать по части юмора; писать короткими строчками нельзя, и вообще, чем длиннее абзацы, тем лучше; в-третьих — не надо никогда писать ерунду. Я у Вас как-то прочел, что Чемберлена свалил, собственно говоря, карикатурист «Панча»[85]. Что Вы, мешиге?[86] — Кроме того, советую Вам по разу в месяц посылать общую статейку, вроде Ваших прежних философских, только без глаголов на конце.