Это, однако, не значило, что отменена государственная опала, объявленная сионизму. Прекратились только массовые высылки, но изгнания отдельных деятелей продолжались. Изгонялись из Палестины люди глубоко лояльные, искренне преданные Турции, принявшие оттоманское подданство, окончившие турецкий университет — изгонялись только за то, что они сионисты. Эта политика была перенесена и в Константинополь. Там сионисты еще с 1909 года издавали большую ежедневную газету на французском языке «Le Jeune Turc»[271], которая честно и ревностно защищала оттоманские государственные интересы. Младотурецкое правительство неоднократно проявляло свою признательность этой газете. Но весною 1915 г. правительство потребовало под угрозой закрытия, чтобы «Le Jeune Turc» напечатал от имени редакции статью против сионизма. Редактор ответил, что он согласен поместить что ему пришлют и даже готов отказаться от ответа в защиту, но печатать статью против сионизма от своего имени он не может. Тогда угроза была исполнена и газету закрыли. Насколько мне известна история печати — это первый случай кары не за то, что газета пишет, а за то, что она не пишет. Вскоре после этого константинопольский представитель сионистской организации был уведомлен о том, что он должен оставить Турцию, иначе его вышлют. Он был хорошо известен лидерам младотурецкого комитета как испытанный друг Турции; он пользовался поддержкой и покровительством американского посла. Но ничто не помогло, и он вынужден был уехать. После этого доктору Руппину, главе сионистского бюро в Палестине, было предъявлено требование оставить эту должность. Выслать его сразу не решались, так как он германский подданный. Он подал в отставку и остался в Палестине в качестве частного лица. Но и с этим правительство не могло примириться, и прошлой осенью д-р Руппин, несмотря на свое германское подданство и заступничество германского посла, был выслан из Палестины. Этот последний пример окончательно устраняет все толки о том, что высылали людей, подозреваемых в сочувствии к Англии и ее союзникам. Высылали людей, обвиняемых в сионизме.
Некоторые неисправимые оптимисты, не желая отказаться от иллюзии «еврейско-турецкого братства», пытались ухватиться за то, что, в конце концов, «в других странах с нами обходились гораздо хуже, чем в Турции». Оставим в стороне нравственную ничтожность этого довода, построенного на убеждении, что люди, привыкшие к ударам хлыстов, не имеют права обижаться за простую пощечину. Но и с чисто практической стороны дело совершенно не в том, удалось ли туркам устроить резню евреев в Палестине, и даже не в том, хотели ли они этого. Политическое отношение наше к Турции, вообще к кому бы то ни было должно определяться не чувствами раздражения или обиды, а исключительно отношением Турции к национальным идеалам еврейского народа. 33 года безрезультатной дипломатии и 2 года войны доказали, что это отношение отрицательное. Турецкое правительство — старое и новое — не желало и не желает образования еврейской национальной силы в Палестине. Бесполезно им доказывать, что развитие местных национальностей ведет к усилению всей империи: это не совпадает с их государственной теорией, и они еще недавно предпочли потерять Македонию и Албанию, чем пойти на уступки по линии Nationalitatenstaat'а. Бесполезно уверять их, что приток евреев обогатит Палестину и всю Турцию: они готовы верить этому, но ответ их ясен: не хотим ни вашего меду, ни вашего жала. То, что произошло в Палестине, важно не потому, что были допущены жестокости, а потому, что эти события окончательно доказали принципиальное нежелание турецкой власти допустить развитие еврейской колонизации в той стране, в которой мы, евреи, желаем развивать свою колонизацию во что бы то ни стало.
Вывод отсюда ясен: турецкое правительство, терпевшее сионизм под давлением капитуляций, воспользовалось отменой капитуляций, чтобы объявить сионизму войну. Людям со здоровым чувством собственного достоинства осталось одно: ответить на вражду враждою; людям, со здоровым восприятием действительности осталось одно: связать свою судьбу с врагами своего врага.
В статье капитана Трумпельдора рассказано, как и почему из мысли о еврейском боевом легионе для участия в борьбе за Палестину получился отряд другого размера и характера. Никого из нас, сторонников этой мысли, александрийский отряд не удовлетворил; мы продолжали свои попытки добиться создания еврейского легиона в полном смысле этого слова и еще не считаем эти попытки законченными. Их история будет рассказана когда-нибудь впоследствии. Но если александрийский отряд явился далеко не полным выражением нашей идеи, он все же был делом смелым и правым; он был единственным активным шагом еврейского народа за все время войны; он принес еврейскому имени честь, — и близкое будущее докажет, что он красиво и сильно подвинул сионистскую идею на шаг ближе к осуществлению.