Елена БЫКОВА
ЧИЖ
Пришёл, увидел, победил. Самое интересное, что даже совсем и не хотел победить. Так получилось. Профессиональная небрежность, что ли?.. Девочка сразу показалась милой, хорошо воспитанной. Такой, коротко стриженный длинноносик!
Они ввалились к ней довольно поздно — он и его приятель со своей подругой-журналисткой. Может, ничего бы и не было, закрывайся рестораны попоздней. А где посидишь? Оба они женаты. Журналистка к себе не пригласила. Расходиться им в тот вечер не хотелось, и она уговорила.
— Знаете, куда вас веду, к чудесному человеку, увидите и не раскаетесь.
Да где уж там, конечно, он не раскаивается.
Было уже около двенадцати, когда они позвонили. Двенадцатый этаж. Девочка открыла, удивилась, улыбнулась, обрадовалась.
— Входите, входите. Совсем не поздно. Я ещё и не собиралась спать.
Он переглянулся с приятелем недоумевающе — школьница, совершенная школьница. А девочка уже кофе им предлагает приготовить, усаживает. Квартирка однокомнатная, как гнёздышко. И сама, как птичка, ну точно Чиж. Приятеля всё это взвинтило — и уютная квартирка и что хозяйка оказалась такой девочкой. Он с ходу, как тетерев, стал перед ней токовать, так, что журналистка даже вроде бы как заревновала, не ожидала такого поворота. И Чиж смутилась, но мило так отшучивается, старается как-то всё отрегулировать. Умненькая девочка. Но приятель прямо-таки осыпает её комплиментами и даже вольностями. Глазки у Чижа заблестели, а журналистка мрачнеет. Тут, естественно, пришлось вмешаться, «заприходовал» Чижика на себя. Начал помогать ей по хозяйству, стол сервировали вместе.
Наконец все устроились в кухоньке, чокнулись, распили шампанское. Сидят очень уютно, разговаривают, кофе пьют, поцеживают коньяк. А время-то бежит, и уже очень поздно, и хоть завтра суббота, но, кажется, пора по домам. Только приятель и не собирается уходить. А Чиж, поди, с непривычки, от шампанского да коньяка, захмелела, и стало ей нехорошо.
— Вы меня извините, пожалуйста, я чуть-чуть прилягу.
Приятель говорит:
— Ей плохо, и оставлять её одну никак нельзя.
А журналистка тянет его уходить. Ну, что тут будешь делать?!
Тогда Чиж говорит ей:
— Вы вдвоём уходите, а он может остаться.
Не убежишь ведь после этого. Приятель с журналисткой ушли. Он остался. Рядом с ней на диване пристроился и уснул, как провалился. Чертовская неделя перед этим была, напряжённая — с совещания на совещание, несколько приёмов, смертельно устал.
Утром просыпается. А Чиж рядом с ним в жёлтой пижаме лежит, оглаживает его лысеющую шевелюру, осторожно так, разбудить не решается. Он спросонья в ситуации не сразу разобрался. Растерялся и думает: «Чёрт возьми, не хватает мне налететь ещё на несовершеннолетнюю». А она, будто мысль его поняла, и говорит так мило, так просто:
— Вы не бойтесь, я была замужем.
— Врёшь!
— Правда, я была замужем.
— Сколько же тебе лет, Чиж?
— Уже двадцать шесть.
— О! В два раза меньше, чем мне.
И так уж была она с ним ласкова, так нежна, так внимательна, что он только диву давался. Ушёл от неё днём: и галстук-то она ему поправляет, и щёткой пиджак ему почистила, и щёки-то ему ладошками разглаживает, чтобы получше выглядел он, старый греховодник. Удивительная девочка. И даже не спросила телефона, и свой не предложила. Смотрит сияющими глазками и всё никак не может с ним расстаться. За что это ему такое, за какие добрые дела?
Приятель ему в понедельник на работу звонит:
— Ну, знаешь, ты орёл! Отхватить себе такого ребёнка… — понравилась ему Чиж, очень понравилась, сам бы был не против за ней приволокнуться, журналистка у него — так между прочим. Спрашивает: — Как провели время? Не очень ты её разочаровал? — Надо же быть таким подковырой!
Он отвечает:
— Это ведь случай особый…
— Какой такой особый, не выдумывай. — Приятель ещё долго не унимался, всё уговаривал, чтобы он взял его к Чижу. Но, уж нет!
Ей он позвонил через неделю, дал девочке очухаться. И правда, может быть, в тот раз она не в себе была. Всякое ведь бывает. Но нет, ничего подобного. Голосок весёлый, отвечает, что ждала и знала, что он обязательно позвонит.
— Почему это ты знала, Чиж, что позвоню? А вдруг бы и не позвонил?
— Позвонил бы. Я чувствовала.
Договорились встретиться. Ехал к ней и думал, надо бы что-то подарить. Но что? Куклу, больше всего бы подошло. Но нельзя, может ещё обидеться. Цветов он женщинам вообще не дарил, это ему казалось смешным и неловким. Взял бутылку коньяку. А Чиж коньяк увидала и говорит:
— Больше этого никогда не делайте. У меня всегда найдётся, чем вас угостить. Да и пить вам совсем неполезно.
Приняла как нельзя лучше.
— У меня для вас и подарок есть. Помните, вы сказали, что ищите лупу? Так вот, я вам её достала.
Подумать только, достала ему лупу! Ни жена, ни сын не позаботились об этом, а она достала. И только потому, что он так, между прочим, сказал, что с глазами у него беда, и вот лупу где-то потерял, достать не может и теперь страдает. Она ещё в тот раз с таким участием расспрашивала, что у него с глазами. А с глазами у него действительно дрянь, ранение на фронте. Бежал из окружения, под пулемётным огнём. А после войны у Филатова полгода слепым отлежал. Теперь — отголоски.
Так вот эта девочка всё запомнила и лупу ему отыскала, хотя и не так-то просто найти хорошую лупу. Очень она его этим согрела, не ожидал он. Получилось, что через эту самую лупу сразу её и разглядел.
— Ну, а если бы я никогда больше к тебе не пришёл, чтобы ты с лупой делала?
— Пришли бы.
— Ну, а если бы нет, что тогда?
— Сохранила бы на память.
— Чиж! На что тебе память обо мне? Не заслужил. Ничего же нет во мне такого. Да и жизнь, можно сказать, уже проиграна или выиграна, всё равно. Война, актёрский факультет, чего только не было, работа за рубежом, сплошные стрессы. Ничего-то уже во мне и не осталось.
— Хороший вы, — отвечает.
Пожалуй, действительно будешь хорош, уже хотя бы от одного того, что кто-то о тебе так думает.
— Папу вы мне напоминаете, — говорит. Святое дело! Папу забыть не может.
— А с мужем почему развелась?
— Не развелась, просто разошлись.
— Как-то нехорошо это получается, порознь жить?
— Разные мы. Теперь ведь это очень часто, не разводятся и не вместе. Почти все мои подруги так.
— Плохо, плохо это. Может, слишком рано поженились?
— Почему рано? После окончания университета.
— Хотя правда, о чём я, сам ведь женился в двадцать и тридцать лет прожил, не разводимся. Хотя и всякое бывало, за мной ведь много грехов.
— Время сейчас, наверное, не то, — отвечает Чиж.
— При чём тут время? Привыкли всё на время валить. Может, у тебя характер плохой?
— Не знаю. Но вы-то хоть меня не прорабатывайте. Довольно мне мамы. — И рассказала, что мама за неё переживает. Сама, после того как овдовела, второй раз вышла замуж, считает — женщине одной никак нельзя. Отцовскую квартиру разменяли. Чиж так захотела, чтобы у мамы была своя жизнь. Вот такая девочка, не о себе, о маме беспокоится.
Предложил он ей однажды:
— Пойдём, Чиж, в ресторан, в Дом журналиста, посидим, развлечёмся. Не всё же нам с тобой у тебя да у тебя сидеть? Так ты у меня, пожалуй, заскучаешь.
— Нет, — говорит, — не пойдём. Незачем вам со мной появляться. Вас там и так часто видят. Ходите уж с другими.
И правда, ничего не скажешь. В системе-то они одной, а номенклатурные работники на виду. О них всегда всё знают, не укроешься. Отвечает ей:
— Чиж, мне известно, что ты хороший редактор. Только, прошу тебя, меня не редактируй.
— А почему бы и нет?
— Уважь. За свою жизнь я уже крепко отредактирован.
— Хорошо. Не буду.
Конечно, никуда не пошли, да и куда после этого пойдёшь. Ему-то с ней ещё не бывало скучно. И может быть, даже потому, что слушать девочка умеет, не только болтать. Вот он ей и рассказывает и рассказывает о себе, разве соскучишься?
Как-то стал её допытывать, почему она не хочет с молодыми ребятами время проводить.
— Неинтересно, — отвечает.
— А какой такой нужен интерес?
— Духовный.