— Мы просто не успевали отдохнуть. Ну и похмелье, естественно. Выходишь на сцену практически в полуобморочном состоянии. А играешь — песен-то было мало — одно и то же...
Это была ситуация, знакомая каждому артисту: от старых песен тошнит, а на сочинение новых нет сил. Между тем гастролировать с набившим оскомину репертуаром становилось уже просто неприлично. Пора было готовить новую программу и, соответственно, новый альбом. Но к лету 1995-го у Чижа была всего одна свежая песня — «Последние деньги» («Ветер вырывает из рук»).
Об этом «чижелом» блюзе стоит рассказать подробней. Он родился по дороге на репетицию. «Была совершенно жуткая погода, — вспоминал автор, — ветер, дождь со снегом, я с Миллионной шел пешком на “точку” к Смольному. Пришел и написал. Мы долго мучились с аранжировкой. Изначально она была более блюзовой, типа “From The Cradle” Клэптона. Но что-то там было не так... И как-то мы репетировали у Мишки Владимирова на кухне, Леха что-то “ковырял” на басу и вдруг выдал классный рифф. Мы тут же подхватили: “Вот, оказывается, как надо!”»
Рок-критик Андрей Порываев: «В этой вещи нет ничего лишнего и одновременно все присутствует. По стилю это самый что ни на есть классический блюз. Только если прочувствовать настроение композиции, становится все ясно. Ноябрьская промозглая погода, когда еще нет снега, дует северо-западный ветер, но лужи уже замерзли... А денег-то действительно нет. Ну, от силы на булку хлеба и бутылку пива. Кто помнит, это примерно 60 копеек по тем ценам. Пусть рубль. Вот этот-то рубль и вырывает этот проклятый холодный ветер... А на ногах эти чертовы резиновые кеды советского производства, которые примерзают к асфальту и нисколько не греют, куртка из искусственной кожи, поскольку попробуй-ка найди из натуральной в те самые 80-е. И ничего хорошего впереди тебя не ждет. Но все это фигня! Потому что за спиной гитара! И уж этого никто не отнимет!.. Вот оно, настроение, создаваемое песней. Так отчетливо, ярко, зримо. В этом и заключается гениальность любого произведения — в умении передать слушателю настроение, нарисовать образ. Текст — классический по структуре блюз. Музыке, исполнению, аранжировке позавидовал бы и Би Би Кинг. Одним словом — классика. К таким же классическим у Чижа я бы причислил “Still Life”, “Дополнительный 38-й” и “Перекресток”».
Для будущего альбома Чиж достал из загашника еще две старые песни — армейскую «ОК» и романс «Я позвонил Вам с телефона-автомата» (предлог «с», а не «из» — это сознательно допущенный провинциализм).
Но разве запишешь альбом из трех песен?
— С другой стороны, было обидно, — говорит Чиж, — что есть такой человек, как Коча, и никто его дальше Харькова не знает, а песни — просто гениальные. Или Ганя, которому только после смерти друзья выпустили пластиночку, да и то мизерным тиражом. Коли уж я стал популярным, мне захотелось сделать этим людям что-то зае**ское: «Ребята, вашу мать! Вы обратите внимание: есть же еще вот эти авторы!»
Действительно: многие песни Алексея «Полковника» Хрынова, Евгения «Кошмара» Варвы из харьковской группы «Ку-ку», Андрея «Сили» Селюнина из «Кошкина дома» не были записаны даже на магнитофонных кассетах или бобинах, а чаще исполнялись только в застолье. Обозреватель «Комсомолки» Л. Захаров был по-своему прав, когда написал в своей рецензии, что авторы, представленные на альбоме Чижа, «не слишком известные массовой аудитории талантливые рок-музыканты. По отношению к ним это очень хороший жест». Сам Чиж мог бы взять эпиграфом к будущему альбому битловский рефрен «With A Little Help From My Friends». Это был как раз тот случай, когда помощь действительно взаимна. Первоначально, кстати, альбом и должен был называться «Песни друзей».
Дружба дружбой, но перед тем, как сесть в студию, Чиж аккуратно созвонился со всеми авторами: «Я врубался, что на дворе капитализм, и выпустить пластинку — совсем не то, что спеть чужую песню на концерте».
Но почему в альбоме не оказалось ни одной песни Некрасова и Чернецкого, двух самых близких Чижу партнеров-соавторов?
Когда он попросил у Некрасова «Расстели мне поле», тот ответил, что планирует когда-нибудь записать эту песню сам.
— Говорю: ну запишешь ты, и что? Если б я записал не одну твою песню, а три, ты быстрей бы поднялся. Чернецкому говорю: «Саня, у тебя же есть песня “Сигаретный окурок”, нигде она у вас не записана. Ну не ее, дай какую-нибудь другую». Он: «Чувак, тут вот, знаешь, такая бодяга...» Мутили. Настороженное отношение было. Причем я тут же говорю: «А вы берите у меня всё, что хотите, записывайте. Мне не жалко!..»