«Тучи над городом встали»: Песня из фильма «Человек с ружьем». Я его в детстве часто видел. Мне по жизни нравилась эта песня — она красивая, петь очень хорошо.
«Под звездами балканскими»: Как это у нас бывало (во всяком случае, с «Фантомом»), идея ее записать родилась прямо в поезде... У меня отец воевал. Я помню с детства все эти парады, 9 мая, когда выходили фронтовики в Дзержинске, все с медалями, и потом с каждым годом все меньше, меньше, меньше, меньше. Потом вообще уже никого не осталось. Это история нашей страны, мимо не пройти.
«На поле танки грохотали»: Когда вышла пластинка «Митьковская тишина», эта песня стала очень популярной. Мы выходили на сцену, а нам кричали: «На поле танки грохотали!..» И было бесполезно объяснять, что это совсем другой проект. Ладно, думаем, давай сделаем, коли просят. Мы записали «Танки» в сопровождении именно того бэк-вокала, который я хотел с самого начала, — с сестрами Капуро, Мариной и Таней.
«Бомбардировщики»: Песня американских летчиков Второй мировой. Мне было интересно сделать эту вещь не так, как ее спел когда-то Утесов — диксилендово, по-советски. Как раз незадолго до этого мне притащили пластинку Рая Кудера, и я вдруг ее там услышал — я совершенно очумел! Рай Кудер — тот самый человек, который принимал участие в создании фильма «Crossroads», очень известный слайд-гитарист и банджист. Наши «Бомбардировщики» — это, можно сказать, кавер-версия Кудера с русско-английским текстом. Слайд-гитара во вступлении — чистый Рай Кудер.
«Летят перелетные птицы»: Сначала мы ее с «митьками» сделали, потом решили сыграть в своей аранжировке, более приджазованно.
«Партизанская борода»: Это была любимая песня бати.
«Желтые листья»: Просто безумно красивая песня, она мне с детства нравилась.
«Ленинградские мосты»: Это поклон Питеру. И Леониду Осиповичу, конечно. У меня Утесов полностью был собран. Весь, который выпускали на больших долгоиграющих пластинках. У меня нет такого подхода, что вот дореволюционные романсы — это классно, а Утесов, раз он советский, значит говно. А он просто Музыкант.
«Желтый дождь»: Это очень старая вещь, конец 60-х. Я исполнял ее на концертах в Харькове. В 90-х ее записал Женя Осин, но мы свой вариант сделали медленнее, ближе к оригиналу.
«Нейлоновое сердце»: Фильм называется «Доживем до понедельника». Там пацаны стоят где-то в прихожей и поют эту песню. Брат Вовка играл ее на баяне. Он играл всё подряд: услышит песню и тут же начинает подбирать на баяне. Я потом сам через это же прошел. Практика, что ли, своеобразная...
«Есть!»: Это оттуда, из детства, она всё время была на слуху.
«Наши любимые»: Это «Песняры». Пластинка, танцы... В восьмом классе барышням играл.
«Осень»: Песня молодости родителей Березовца. Игорь позвонил: «Давай включим». Но это не моя песня. Козин мимо нашей семьи прошел...
Позже один из критиков заметил: «Знаете, что больше всего раздражало в многочисленных эстрадных ВИА 70-х годов? Традиционно скучная и совершенно бестолковая духовая секция». В «Бомбардировщиках» мощное звучание special guests — Давида Голощекина, струнного квинтета п/у Юрия Серебрякова (с ним записывался «Полонез») и квартета «Джаз-Комфорт» — было весьма к месту. Правда, Чиж признает, что ему не хватило терпения прописать все аранжировки для духовых. Исключение он сделал только для «Джаз-Комфорта»: «Написал партитуру прямо в студии. Надо отдать им должное — сыграли с листа. Практически без ошибок. Я стоял рядом и дирижировал».
Гармонии советских шлягеров вообще оказались такими сложными, что, например, «Партизанскую бороду» Романюк осваивал по нотам.
— Какие «монстры» эти песни писали! — удивляется он. — Это только снаружи кажется: «А, простенько!..» Даже сейчас, когда играем их на саунд-чеке, там есть моменты, которые надо вспоминать. Это, конечно, более фундаментально, чем нынешняя музыка.
Но, несмотря на все проблемы и сложный состав участников, работу над «Бомбардировщиками» Морозов называет «самой короткой сессией на свете». Эта быстрота во многом была обусловлена профессионализмом приглашенных музыкантов. Давид Голощекин, например, записал свои саксофонные партии буквально за несколько минут. «Уходит в свою кабинку, — рассказывал Чиж, — причем даже не спрашивает про тональность, играет там, выходит. “Уже записали?! А я ведь просто разыгрывался”. Мне еще ни с одним человеком так легко не работалось».