Он живет на другой реке, пишет стихи, летает во сне,
Он знает то, чего не знает она.
Он не член ОсоАвиАхим, но уверен в том,
что в небе он — непобедим,
И в ту ночь на небе будет полной луна,
Когда он прилетит за ней, когда он прилетит за ней,
И ему нечего будет терять, нечего будет терять,
Нечего будет терять, отправляясь в путь.
Я живу на слиянии рек, я читаю булгаковский «Бег»
И наблюдаю за тем, как кончается век.
А облака все плывут и плывут с запада на север и с востока на юг,
И чуть выше над ними летит самолет,
Который прилетел за ней, который прилетел за ней,
И им нечего больше терять, нечего больше терять,
Нечего больше терять — они теперь вдвоем.
Ural biker blues (Валентина) (С. Чиграков)
Я брел по дороге осенним днем,
Мои ноги стонали, я одолел крутой подъем,
Это было ненастным октябрьским днем,
Когда я услышал звук, напоминающий гром.
Я оглянулся назад, и я увидел клуб пыли,
И из него три колеса, пожирающие мили.
Я оглянулся назад, мне было интересно: возьмет или нет.
Я так устал голосовать за последние сто тысяч лет.
Я в безнадеге поднял руку, и ты остановилась,
Ты спросила меня: «Куда тебе, милый?
Если на север, могу подвезти».
Я подхватил свою гитару, улыбнулся
И ответил ей, что нам по пути.
Тогда ты тоже улыбнулась и сказала, что тебя зовут Валентина,
Что ты поставила недавно шипованные шины,
И не смогу ли я спеть что-либо для нее.
Я расчехлил свой «гибсон», затянулся и меня понесло...
Я спел ей про еврея, про такие дела, брат, любовь,
Я спел ей «Hoochie Coochie Man», а потом
Один раз еще про еврея, затем о любви.
Я затянул было про чай, но тут она сказала мне:
«Слышь, парень, погоди».
У нас заглох мотор, и я вылез из коляски.
Воцарилась тишина, и все стало как в сказке:
Поля, леса, небо и ручей.
Ты вытащила фляжку, открыла
и сказала мне: «На, парень, пей».
И пока я кирял, ты разбиралась с мотором,
Но он не заводился — он решил нас взять измором,
А во фляжке был спирт, и я нажрался так, что чуть не упал.
А ты сказала: «Извини, браток, но это не Harley, а “Урал”».
Я воскликнул: «Валентина, да мне насрать на Harley Davidson.
Конечно, спору нет, и мы не будем с ними мериться,
Но если хочешь, то я могу слабать тебе блюз.
Не обращай внимания на то, если я вдруг лажанусь».
Я играл часа два, а ты возилась со сцеплением,
И вдруг свершилось чудо, и я без промедления
Забрался в коляску, и мы понеслись.
Да так, что ты едва успела крикнуть мне: «Милый, держись!»
О, гони! Гони, Валентина,
Гони! У тебя кайф, а не машина.
Гони! Ты видишь, Валя, я совсем не боюсь,
И мы будем свободны пока звучит мой «Ural Biker Blues»!
Я подобно собаке... (С. Чиграков)
Я подобно собаке сидел под твоими дверями,
Я не пил, я не ел — мне хотелось лишь выть на луну.
А внизу лежал город, доставший своими огнями,
Проглотивший тебя совершенно одну.
Твой брат-алкоголик стрельнул у меня на похмелье —
Я отдал ему все, что в карманах, — лишь бы только отстал.
У соседей напротив идет третий день день рожденья,
А может быть, свадьба, а может — семейный скандал.
Беспрестанно работает лифт, да только все мимо кассы...
Для него твой последний этаж, видно, словно Монблан,
С занесенной метелью заброшенной лыжною трассой,
Где на финише — я, угодивший в капкан...
Я сижу под твоими дверями и слушаю крышу,
День прошел, за собой приведя негатив.
Спать давно улеглись кошки, люди и мыши.
Я хочу быть с тобою, пока я еще жив!
Я выгрызу вены себе, если что-то случится,
Я напьюсь своей собственной крови, а после — вина,
В этом городе сраном прикольные разные лица,
Только вот, знаешь, мне не хватает тебя...