Квартира, где жила молодая семья, выходила окнами на ДК Чернореченского химкомбината. По вечерам там репетировала группа «Штаб». Когда Чиж выходил с папиросой на балкон, было слышно, как звенят электрогитары, ухает барабан: «Особенно когда уже стемнело, и машины почти не ездят. Несколько раз я даже заходил к ним на репетиции — все же знали друг друга...»
Как волка тянет в лес, в родную стаю, так и Чижа тянуло к себе подобным.
Лето 1986: Группа Продленного Дня
Горе одному, один не воин...
Тяга к «братьям по крови» привела Чижа в компанию к Некрасову и Быне. Вновь забурлило совместное творчество. Правда, поначалу это больше напоминало прикол.
— Однажды мы ходили с Димкой пить пиво и неожиданно написали «Я при делах, не надо хлеба-соли». Такую стилизацию под блатняк. Какого-то персонажа у ларька увидели — и пошло-поехало...
Первый опыт показался удачным, и друзья загорелись идеей сочинить целый «блатной» цикл. В качестве эксперта-консультанта был привлечен Быня, который по молодости отсидел два года на зоне. Причина признавалась сверстниками уважительной: за украденную гитару.
— «Быня, а как нары называются?» — спрашиваем. — «Шконки». Мы: «Ага, “Здравствуй, милая баржа и родные шконки!” Так можно?» Быня кивает: «Можно!» Все трое — молодые парни, энергия перла во все стороны. Сочинялось очень быстро. Жена пришла со школы уставшая: «Опять вы здесь!» — «А мы песню написали!» Тут же спели. Она: «Ой, такое говно!» Не, она врубалась, что песня классная, но только на хер никому не нужна...
Перебравшись на квартиру к Быне, они стали записывать свои композиции на магнитофон — в две гитары и на три голоса. Имитируя ударные, кто-то щелкал в микрофон пальцами, как кастаньетами. Выходило так здорово, что на этих вечерних посиделках они и решили сколотить группу.
Вскоре Быня, слоняясь по городу, встретил Михаила Староверова по прозвищу Майк. Даровитый самоучка, Майк отучился в техникуме на электрика, отслужил в армии, успел поиграть на бас-гитаре в кабаках и побыть руководителем распавшейся группы «Терминал». Теперь он работал на заводе, мечтая собрать новый бэнд. Выяснив с Быней творческое кредо друг друга, они дали зарок: чужих песен не играть, только свои; на том и сошлись. «Это всё от них исходило, — уточняет Чиж. — А меня только свистнули потом».
Распределяя роли, Чижу предложили стать клавишником и лидер-вокалистом. Сам он охотнее взял бы гитару, но выдержать конкуренцию с Быней было трудно.
— В той манере, в которой мы тогда играли, я был, конечно, хуже. Быня — мастер техничных и в то же время красивых «пробежек». У него и мозги быстро работали, и пальцы за ними успевали. Для меня это было совершенно непостижимо.
Осенью 1986-го безымянная группа нашла пристанище в подвале ДК им. Свердлова, где Чиж трудился концертмейстером. «Мне было очень удобно: когда есть “окошко” в расписании — нырк туда, и сидишь, на гитаре играешь». У входа поставили журнальный столик с настольной лампой. Полный свет никогда не включался, и в помещении царил интимный полумрак.
— Вопреки всем этим слухам или домыслам: «рок-музыканты пьют с утра до вечера и на гитарах бренчат» — да ни хера подобного! — говорит Чиж. — Мы больше играли на гитарах, нежели бухали. Время от времени мы, конечно, отрывались: могли взять какого-то вина, посидеть, особенно вначале, когда мастерили «аппарат».
Если гитары и ударная установка были свои собственные, а синтезатор принадлежал Дворцу культуры, то звуковая аппаратура (вернее, ее нехватка) действительно стала камнем преткновения. Майку с Быней пришлось самим доставать доски, пилить-строгать, обтягивать их материей, а затем паять «начинку». Руки у них росли откуда надо, и в итоге они изваяли четыре высоченных колонки.
Вопреки Кинчеву, утверждавшему, что «рок-н-ролл — не работа, рок-н-ролл — это прикол», парни относились к репетициям серьезней, чем к основной работе («Рок играть — не трусами махать!»). В подвале они собирались три раза в неделю, чтобы творить там безвылазно с 6 до 11 вечера. Если «заигрывались» и опаздывали на последний трамвай или автобус, приходилось топать по ночному городу пешком. Но жен такие «мальчишники» вполне устраивали. По крайней мере они точно знали, что их супруг вернется с репетиции трезвым и без следов губной помады.
Начинались же репетиции сумбурно — подключались, настраивались, половину времени могли проджемовать рок-н-роллы, вещи Queen или Deep Purple. (Не трогали только битлов — это считалось кощунством.)