Выбрать главу

— Чернецкий, безусловно, на меня повлиял — своей манерой, подачей вокальной. Естественно, я пытался писать «под него». Можно сказать, что это было неким подражательством кумиру. Но Сашкин «полит-рок» был прицельным, адресным. А у меня — набор фраз, лозунгов кумачовых... Ну а вокальную манеру я точно брал с него. До этого я пел минимум на октаву выше, а стал петь как Чернецкий, микстом, и диапазон у меня изменился: все верха сошли на нет...

Лето 1988: «Рок-туристы»

Я покоряю города истошным криком идиота. Мне нравится моя работа. Гори, гори, моя звезда!
Рокерская походная

II горьковский рок-фестиваль стал важным этапом в биографии «ГПД». Полтора года репетиций и концертов сделали свое дело: сработал закон перехода количества в качество. Группа нашла свой репертуар, саунд и преданных поклонников. Звание «лучшей “металлической” группы области» стало тому подтверждением. Для настоящего успеха не хватало самой малости — известности за пределами нижегородского рок-н-ролльного княжества.

В «эпоху рок-туризма», которой журналисты назвали 1987–1988 годы, совершить прорыв на новые территории было несложно. Этой экспансии способствовали фестивали, гремевшие тогда по всему СССР — от Череповца до Владивостока. Рок-клубы, которые их устраивали, приглашали интересные группы из других городов, отправляя туда в свою очередь собственные делегации. Сравнительно небольшие деньги на билеты, гостиницы и питание добывались либо у комсомола, либо у меценатов из числа кооператоров и крупных госпредприятий. Нередко вместо гонораров музыкантам платили только суточные: три рубля с копейками. Портвейн стоил два рубля, пачка болгарских сигарет — полтинник, общепитская котлета — 17 копеек, кусок хлеба — копейку. Чего еще было желать?

Вскоре в эту кипучую жизнь окунулась и «ГПД». На фестивале в Горьком дзержинские «металлурги» так понравились делегатам из Калуги, Кирова и Арзамаса, что их стали наперебой зазывать в гости. Но большинство устных договоренностей так и остались «протоколом о намерениях». Единственным надежным партнером оказался Ижевский рок-клуб. За выступление на своем фестивале он не предложил никакого гонорара, но твердо пообещал, что оплатит дорожные расходы и проживание в гостинице.

Взять отгулы на работе помог Олег Попов. Его общественная нагрузка — «директор группы» — не была игрой в шоу-бизнес. «ГПД» развивалась естественно, как живой организм: сначала возникала потребность, затем она получала свое скромное оформление (так было со звукооператором, осветителями и пиротехниками). Когда группа стала выступать на разных площадках Дзержинска и Горького, потребовался некто, кто взял бы на себя функцию организатора.

Таким человеком стал Попов, который сделал в «ГПД» классическую карьеру рок-менеджера: светооператор, «звукарь» и, наконец, директор. За массу проколов и накладок он получил прозвище «Великий Администратор». Но свою неопытность Олег компенсировал бешеным напором и трогательной заботой о музыкантах. («Помню, был концерт в Горьком, — рассказывает Баринов. — Чиж срывает голос, а ему наутро снова петь. Нужно горячее молоко. Где ты его ночью возьмешь? Попов выходит из гостиницы, смотрит: вон окошко горит в соседнем доме. Приходит туда, падает на колени: “Дайте молока!” И ему дают!..»)

Когда ГПД-шники отправились на поезде в Ижевск, их настроение, по словам Чижа, напоминало монолог Шуры Балаганова: «Вот мы едем, мы сыты. Может быть, нас ожидает счастье...» Во всяком случае, эта поездка уже воплощала идеал каждого рокера: играть свою музыку и получать за это если не деньги, то хотя бы ночлег и харчи.

Вдобавок Попов сообщил, что в Ижевске, помимо выступления на фестивале, у «ГПД» запланированы еще два сольных концерта. Причем не где-нибудь, а в местном Дворце спорта — для советского уха это звучало почти как «Вудсток» или «стадион Уэмбли». (Правда, по приезде выяснилось, что никаких сольников у «ГПД» не будет: Попов в очередной раз всё перепутал.)

Приключения продолжились в гостинице. Когда Майк отправился за выпивкой, его попросили заодно купить чаю. Но поскольку в СССР случился очередной товарный кризис — «чайный»[45], в продаже был только непонятный зеленый.

— Взяли у горничной тазик, налили воды и забодяжили, — вспоминает Баринов. — Сдуру-то... А чай, зараза, возбуждающим оказался. Всю ночь не спали — сидим, как дураки, ржачка распирает, а у нас наутро съемка. Нас предупредили: оденьтесь покрасивее, будем фотографировать вас для плакатов и буклетов. И мы утром, как зомби, с эмалированными рожами выходим...

вернуться

45

Как пел тогда «ЧайФ»: «С чаем беда, осталась одна пачка».