Выбрать главу

Впрочем, этот пробел вскоре был ликвидирован. В сентябре «ГПД» пригласили на Горьковское ТВ, где готовилась программа о молодежной музыке. «Продленщики» понимали важность этого шага. С одной стороны, телеэфир должен был прибавить группе популярности. С другой — удостоверить, что у властей (в лице государственного телевидения) нет претензий к их творчеству. В случае каких-либо проблем с администрацией концертных площадок парни всегда могли извлечь из рукава козырной туз: «Нас даже по телику показывают!»

(Преимущества «засветки» на голубом экране первыми поняли столичные рокеры. В некоторых «подающих надежды» московско-питерских группах появились даже свои обаятельные ребята, чтобы завоевывать симпатии сотрудниц ТВ, либо «свои девушки» для обольщения сотрудников-мужчин. В провинции нравы были чище и проще: многое удавалось решить без взяток и секс-приманок. В нашем случае — с помощью рок-клубовских связей.)

Планировалось, что для «озвучки» телепередачи парни запишут фонограмму двух–трех своих песен. Но те, когда дорвались до настоящей студии, стали лихорадочно фиксировать на пленку «всё, что взбредет на ум, пока не остановят». В итоге за два дня был записан целый магнитоальбом, получивший название «The Best of...».

Передача на ТВ так и не вышла, но практичные телевизионщики вырезали из фонограммы инструментальные куски и стали «подкладывать» их под свои сюжеты. Например, про потери колхозов при уборке картошки.

— Конечно, мы стебались, — говорит Чиж. — Но внутри-то гордость всё равно сидела. Ни фига себе: звучим по телевизору! Небо в алмазах!.. Уже такие радужные перспективы!..

Декабрь 1988: Раскол

Макаревич: «...считают, что “хэви-метал”— это и есть рок, а все остальное — абсолютно никуда не годится!.. Я не понимаю, как можно сознательно ограничивать себя узкими жанровыми рамками. Это все равно, что выбрать из алфавита буквы А, Б и В, а остальное не использовать».

«Найти свою музыку», газета «Аргументы и факты», 1987

В начале декабря «ГПД» наконец-то удалось найти субсидию на покупку новых инструментов. «Староверов, — вспоминает Светлана Кукина, — пришел в Дзержинский горком комсомола и горько сказал, что “ГПД” нужно выступать на “Интершансе” в Гамбурге, а инструментов нет. В горкоме неожиданно прониклись и посулили ссуду в ошеломляющем размере — 15 тысяч, сроком на год и без процентов. После череды звонков в Питер[52] и выморочных рассуждений, во что все это выльется, счастливым Майку и Быне показали кучу денег, благословили на поездку в Питер и пообещали наличку выслать вслед телеграфом, потому что перед поездом не хватило какой-то подписи на бумагах. На следующий день дзержинским комсомольцам напомнили про землетрясение в Спитаке, и все 15 тысяч отправились в фонд обездоленных».

Парни остались в чужом городе без копейки в кармане. Не помереть с голода и купить обратные билеты удалось только благодаря деньгам, которые Чиж назанимал у своих приятелей-заочников.

— Жили мы все у Андрюхи Великосельского, — рассказывает Чиж. — И нас втроем позвали в гости девчонки: одна была моя сокурсница, вторая ее подруга, они вместе снимали квартиру. Просто посидеть вечером и вина попить...

Именно эта подружка, которая регулярно ездила в фольклорные экспедиции, спела тогда частушку: «Хочу чаю, хочу чаю, чаю кипяченого, / чем женатого любить — так лучше заключенного!»

— Только музыка у нее была совершенно другая, — уточняет Чиж. — Привезла откуда-то из северных сел. А коли на дворе стояла перестройка, я тут же перефразировал: «не мажора я люблю, а политзаключенного». «Мажор» было модное слово, Шевчук его ввел в широкий обиход. Я тут же набросал два четверостишия.

Процесс был продолжен на репетиции учебного оркестра, где Чиж играл на ударных.

— Смотрю партитуру: у меня 64 такта паузы (примерно 5 минут). Вот в этом перерыве между ударами по тарелкам и литаврам я и дописал текст. Мелодия тут же в голову пришла: наши нижегородские частушки, только сыгранные в два раза медленнее. После репетиции говорю: «Ребята, я песню написал!» — сел за фортепиано, спел...

Но былинный сказ о рокере-барабанщике, сосланном КГБ на Колыму, восторга у сокурсников не вызвал: в прогрессивном журнале «Огонек» можно было прочитать «страшилки» и покруче.

вернуться

52

Где Чиж сдавал очередную сессию. — Авт.