Рокеры часто бросаются в крайности: то они якобы дышали при Советах в полную грудь и отважно на всех плевали, то чуть ли не к каждому из них был приставлен «искусствовед в штатском» (агент КГБ). Правда, как всегда, лежит где-то посредине. Во всяком случае, Чиж о своих встречах с советской охранкой вспоминает неохотно: «Мне просто было страшно. Не то что “страшновато” — на самом деле страшно».
Всё началось как в плохом детективе: однажды в квартире, где жили Чиж с Ольгой, зазвонил телефон. («Они не слали повесток. Это же документ, след какой-то».) Сотрудник городского отдела КГБ пригласил Чижа в центральную гостиницу «Дружба». Двое чекистов ждали его в номере «люкс». На 28-летнего концертмейстера не давили, не играли в «плохого и хорошего следователя». Вероятно, они уже навели справки и знали, что в армии тот имел допуск к режиму секретности, то есть был проверенным человеком. Даже внешне Чиж выглядел вполне прилично: в сером костюме, с модным узеньким галстуком. Единственным признаком рокерства были длинные волосы (не желая смущать руководство ДК, где он работал, Чиж обычно собирал их в хвостик, «пони-тейл»).
— В Горьком, как они мне сказали, появилась какая-то нацистская группировка среди молодежи. Спрашивали: «На вас не выходили нацисты?» Я говорю: «Если они на меня выйдут, я пошлю их на х**, не дожидаясь вашей помощи. Потому что война и нашу фамилию стороной не обошла. И в этом отношении у меня не то что свои счеты — просто свой взгляд на эти вещи».
Попытки чекистов «найти Гитлера среди алкашей на химзаводе» выглядели забавно. Пока не стало ясно, что это только пристрелочная часть беседы. Вслед за ней начались другие вопросы: «Недавно вы были на фестивале в Горьком. Там всё прошло спокойно, без эксцессов?..» Судя по всему, главная цель КГБ заключалась в том, чтобы сделать Чижа источником информации о рок-тусовке, тем самым «сексотом», о котором он вспоминал в своей «Демонстрации».
Надо признать, что интерес чекистов к рокерам имел свою логику. Всё началось в июне 1987 года, когда на концерте «Черного кофе» в горьковском Дворце спорта милиция устроила облаву на «металлистов» (возможно, спутав их аксессуары с нацистскими). Обиженные фэны провели демонстрацию протеста. Четыре сотни «металлюг» не перевернули ни одной машины и не разбили ни одной витрины, но не сумели избежать драки с гопниками. Вскоре в областной газете «Горьковский рабочий» появилась разгромная статья «Под знаменами “тяжелого металла”». Кого-то из «металлистов» выгнали с работы, кого-то исключили из учебного заведения.
Тогда эти репрессии ГПД-шников не коснулись: heavy metal был для них только музыкальным стилем, но отнюдь не образом мыслей и действий. К тому же дзержинские фэны вели себя смирно, не бесчинствуя (брошенный с балкона стул был исключением). Тем не менее КГБ, судя по всему, рассматривал «продленщиков» как людей, способных возбудить у молодежи «политический экстремизм». Обстановка в заполыхавшем СССР (особенно после резни на южных окраинах) заставляла тайную полицию быть всё время настороже. Особенно в городе, где производят боеприпасы.
«Задушевные» беседы с чекистами грозили превратиться в мексиканский сериал. Но тут «Пол-ГПД» получили приглашение на «Рок-турнир» в Харьковский авиационный институт (ХАИ). Чиж прилетел туда прямиком из Питера, где получал диплом об окончании института. Поскольку не приехала первая заявленная команда, дзержинцам выпала честь открыть фестиваль.
— Когда мы пели «Демонстрацию», — рассказывает Баринов, — на сцену вылетели Клим с Пашей и стали подпевать. Их в Харькове, естественно, все знали: «О! Так они, оказывается, с этими москалями знакомы!» Принимали нас и так хорошо, а тут еще такая поддержка... Именно тогда, думаю, Серега окончательно определился. Потому что Чернецкий уже играл сидя. Он выходил, опираясь двумя руками на палку. Из гримерки до сцены он шел, наверное, минут пятнадцать. Зал сидел, терпеливо ждал. Сашка вышел, ему поставили стул. Было странное ощущение: сидит живой человек, а ему к ногам, как к памятнику, складывают цветы — целую гору...
Как вспоминал сам Чиж, окончательно вопрос о переезде решил за него Майк Староверов: «Я безумно хотел в Харьков, но боялся признаться в этом “ГПД”, и на харьковском “Рок-турнире” Майк мне сказал, что, мол, Чиж, если ты останешься здесь, тебе будет лучше. Тогда у меня гора с плеч упала, и за это я Майку бесконечно благодарен».
Уход Чижа сильно огорчил Баринова, но неизбежность этого шага была очевидна.