Выбрать главу

Музыка «Маяка», звучавшая по трансляции, рокеров не грела, и харьковчане предложили поставить «Буги-Харьков».

— Когда Боря услышал эту кассету, — рассказывает Чернецкий, — из радиорубки он ее уже не выносил. По всему кораблю звучали исключительно Том Петти и Чиж. Именно тогда «Хочу чаю» и стала любимой песней БГ, а саму кассету мы ему потом подарили.

— Борис Борисыч всё равно вращался в своем кругу, — комментирует Чиж. — Я старался к нему не подходить. Рожу всунуть, засветиться: «А вот, ребята, еще на меня посмотрите!» — да ну, на фиг...

(Если учесть, что главным для человека, который занимается рок-н-роллом, Гребенщиков называет чувство юмора и чувство реальности, он сумел заметить, что в Чиже оба этих качества сочетались на редкость удачно: «Удивительно скромный. Когда нам хотелось выпить и песни попеть, его приходилось вытаскивать. Для меня он удивительно чистый человек. И был, и есть».)

К Соловкам пристали в день рождения Пола Маккартни. Святые места сразу заворожили рок-паломников. У Чижа был к островам свой личный интерес: во время Великой Отечественной здесь прошел школу юнг его отец. В семейном альбоме есть фотография: на палубе боевого корабля выстроился экипаж, а сбоку выглядывает пацан в бескозырке, Коля Чиграков.

— Я был совсем маленьким, — вспоминает Чиж, — когда он рассказывал про Соловки, про флотскую службу. Он брал баян, садился и пел «Раскинулось море широко». А на руке у него была татуировка: «Северный флот».

Чиж попытался даже отыскать казарму, где жил отец, но там, естественно, уже ничего не осталось.

Первый в истории России рок-концерт, благословленный церковью (!), должен был пройти прямо под стенами монастыря. Но вовремя сколотить подмостки помешал густой туман. Выступать пришлось в монастырских покоях. В древнюю залу набились практически все островитяне, включая стариков и сопливых детей. Под низкими сводами стояла такая духота, что по стенам стекал конденсат. Рокерам приходилось поодиночке протискиваться к аппаратуре через узкий коридорчик, забитый людьми. Отыграв две-три песни, они сразу убегали, освобождая место другим музыкантам.

Участие «РЛ» в концерте было под вопросом до самой последней минуты. Чернецкий пластом лежал в каюте, и рок-клубовский фотограф Наташа Васильева, сопровождавшая «БГ-бэнд», делала ему примочки — из больной ноги Сашки сочился гной. Его в очередной раз выручили обезболивающие уколы из походной аптечки.

Корреспондент газеты «Молодежь Эстонии» Марк Шлямович назвал «РЛ» самой удивительной группой на соловецких концертах: «Какая-то необыкновенная свежесть в восприятии мира и рок-н-ролла, а песни Чижа — мужественные на сцене и по-детски несколько беззащитные по вечерам и бескрайним белым ночам в большой, презревшей сон компании».

Коллеге вторила Марина Радина, корреспондент столичного журнала «РокАда»: «Песни Чижа удивительно распевны, в них отражается весь песенный опыт российского народа — от фольклора до романса».

Для Чижа эти комплименты удивительны, поскольку на Соловках он старательно избегал любых компаний: «На корабле меня искусали клопы, и я был перемотан бинтами, как Человек-невидимка. И куда я пойду в таком виде?.. Поэтому я щемился по углам».

* * *

Вскоре после Соловков лидер харьковской группы «Жевательная резинка» по прозвищу Шурин пригласил Чижа на запись своего альбома. К тому времени эмигрант из Дзержинска был уже достаточно известным в городе музыкантом, и его часто просили наиграть гитару, клавишные либо подпеть.

(«Я делал это без “бабок” и буду делать всегда, — говорит Чиж. — Тут два варианта. Либо вы, ребята, оплачиваете по высшей категории, как положено, — не “как Чижу”, а просто “как положено”, — либо давайте не мелочиться и не подсовывать трояк на проезд и бутылку пива. Поэтому я предпочитаю так: пришел, отыграл, ушел».)

Одна из песен Шурина называлась «Она выходит замуж за хромого еврея».

— Ехал я домой, — вспоминает Чиж, — и думал: «Бл**, не вышла ведь!.. Ну не может она выйти замуж! Да еще за хромого!» Тем более там, по песне, любви-то особой не было. «Да нет, — думаю, — неправильно он всё написал».

В ожидании Ольги, уехавшей навестить родителей, Чиж взялся за уборку. («Там же как было: только дверь за ней закрылась, и тут же все бэнды, которые только есть в Харькове, бегут к нам, в “Тихий уголок”. И — начинается!..») Пока Чиж скоблил пол и выбрасывал пустые бутылки, он непрерывно сочинял стихи. Строчка из чужой песни выросла в целую новеллу о мучительной любви девушки к цинику-рокеру, наделенному стандартным набором пороков: «Он курил анашу, пил вино, употреблял димедрол».