Когда в 1975 году на очередных "Серебряных струнах" выступила группа «Орнамент» (с Тынисом Мяге и Гуннаром Грапсом), гости из прозападной Эстонии так завели публику своим жестким «хардом», что испуганные администраторы бросились закрывать занавес (басист героически пытался задержать его скольжение грифом гитары), а вскоре прикрыли и весь местный рок. Только в перестроечном 1986-м горьковские рокеры смогли наконец провести первый рок-фестиваль, а годом позже зарегистрировать свой клуб. Самыми яркими его персонажами стали два «Х» — группа «Хроноп» и скоморошный бард Лёша Хрынов по прозвищу "Полковник".[39]
Дюжего ("шесть пудов живого веса") 22-летнего Полковника прославили едкие куплеты, положенные на почти народные мелодии (кто-то назвал их "ленивыми блюзами"):
Если Хрынов понравился дзержинцам сразу и безоговорочно, то с «Хронопом» они сходились трудней. Пять студентов-технарей играли "умный рок" по принципу "лучше одна неверная нота, чем одно неверное слово". (Причем, если с текстами у «Хронопа» всё было в полном порядке, то с нотами — далеко не всегда). Но Чижу было крайне любопытно познакомиться с группой, от которой сходила с ума самая «продвинутая» горьковская молодежь.
Этот интерес подогревала яркая личность лидера «Хронопа». Если Чиж застрял в своих симпатиях на классическом роке и джазе, то его ровесник Вадим Демидов, завсегдатай музыкальной толкучки, уже вовсю слушал альтернативных Cocteau Twins, Dead Can Dance, Pixies и Сьюзанн Вегу.
— У него еще и тексты такие — будьте-нате!.. — говорит Чиж. — Нужно быть подготовленным человеком, чтобы в них врубаться.
(Благодаря Демидову, например, он узнал, что "Still Life" — название одной из «хроноповских» песен — это вовсе не "стильная жизнь", как логично было бы предположить, а всего-навсего "натюрморт").
"ГПД" являлась лучшей «хэви-командой» того времени, — говорит Демидов. — Чтобы покорить публику, у дзержинцев было много козырей. Во-первых, социально-пафосный текст. Во-вторых, фальцет Чижа (он верещал в мегагерцах!). Плюс — классная гитара Быни ("пилил" так шустро, что хотелось отрубить ему пару пальцев). А ещё шоу (Майк рвал басовые струны зубами) и мелодичность, что в тогдашнем «металле» — редкость".
Но такое признание ГПД-шники получили не сразу. Их первый концерт в Горьком — как новичка рок-клуба — прошел неудачно: именно на их выступлении «вылетели» пробки. Жена Майка Староверова кричала местным техникам: "Вы специально не дали им выступить! Они вам просто не нравятся!..".
Эту реакцию можно списать на женские эмоции, но все же легкая робость у парней с индустриальной окраины имела место — тон в рок-клубе задавали «яйцеголовые». Даже "Нижегородские рок'н'ролльные ведомости", которые выпускал ГРК, порой напоминали стенограмму научной дискуссии. "Без всей совокупности знаний, — убеждал некто Лукас, — просто нельзя, скажем, проследить за трансформацией каких-нибудь эсхатологических мотивов у того же Б.Гребенщикова (хотя Р.Барт этого не одобрил бы!)".
Но парни пришли в ГРК не "развешивать интеллектуальные понты". Уверенность в себе придавал профессионализм. Инструменталисты с хорошей подготовкой были в рок-клубе большой редкостью — здесь даже лидеры групп являлись сплошь самоучками. "От Чижа за версту пёрло очень грамотным и интеллектуальным музыкантом, — говорит Кукина. — Он был сейшеновый человек: пригласили, он сел за рояль, подыграл, выдавая приметные, нефоновые соляки".
(Что касается пробелов в эрудиции, тут ГПД-шникам помогла все та же Кукина. В ее небольшой квартире стоял стеллаж размером с дверь, сплошь забитый книгами о музыке и самиздатом. Там были уникальные тексты: журналы, бюллетени, переводы и статьи, которые ей присылали со всей страны (она, в свою очередь, перепечатывала их на пишмашинке и вновь рассылала знакомым по всему СССР). Чиж брал у нее самиздатские журналы «Рокси», «РИО», «УрЛайт», перевод о музыке фьюжн, авторизованную биографию «Битлз», рассказики Даниила Хармса, тексты рок-н-ролльных песен).
Вскоре рок-клуб стал покоиться на трех китах — «Хронопе», Хрынове и «ГПД». Если в сборном концерте был заявлен кто-то из этих столпов (слово «хедлайнер» еще не употребляли), он выступал последним. ("Кроме Полковника, — уточняет Чиж. — Тот всегда норовил отыграть самым первым, чтобы побыстрее напиться за кулисами"). Если же судьба сводила всех троих на одной площадке, их выпускали на сцену по мере возрастания децибелов — сначала Полковника с вечно расстроенной гитарой, потом полуакустический «Хроноп» и, наконец, забойный "ГПД".
— Нас очень любили, — утверждает Баринов. — Считалось, что мы не Дзержинск, а фактически уже Горький. Быня перебрался туда к своей новой женщине, и уже пошли разговоры, что скоро и вся «ГПД» переедет вслед за ним.
Быня был единственным, кто всерьез задумывался о своем карьерном росте. "У него была мечта познакомиться с Валерием Гаиной из «Круиза», — говорит Чиж, — сыграть с ним где-нибудь на стадионе и стать известным в своей стране. Нормальная мечта хорошего гитариста".
Когда молодежные газеты-журналы объявляли конкурс "Алло, мы ищем таланты!" (такие объявления зорко отслеживались), Быня тут же бросал клич: "Надо записать кассету и послать. Вдруг удача улыбнется?!". Чиж относился к подобным затеям скептически, но, как и все, спускался в подвал, где по ночам они старательно записывали два-три дубля своих композиций.
Именно с подачи Быни разнесся слух, что «ГПД» вот-вот пригласят на работу в Горьковскую государственную филармонию. "Это был как раз тот период, — пишет рок-журналист Илья Смирнов, — когда филармонии, не выполняя плана, начали привлекать в свой штат рокеров, хотя и не имевших дипломов консерватории, но зато умевших набивать молодежью большие залы и приносить доход".
Пример показал "Черный кофе", который в июне 1987-го дал концерт в Горьком как посланец Марийской филармонии. На работу в глухую провинцию москвичи устроились, чтобы без проблем получить т. н. "гастрольное удостоверение". Этот документ разрешал проводить легальные концерты по всей стране, в том числе и самые денежные — во Дворцах спорта и на стадионах. Разумеется, почти вся гастрольная выручка — как плата за «крышу» — перечислялась в кассу филармонии. Но даже тех «крох», что оставляли рокерам, вполне хватало для безбедной жизни. Вдобавок филармонии приобретали по госканалам для своих подопечных дефицитные усилители, фирменные гитарные «примочки», барабаны и микрофоны.
— Возможно, Быня пробивал какие-то подходы, либо ему что-то говорили, а он слепо верил, — говорит Чиж. — Если бы нас конкретно пригласили, я бы непременно туда ломанулся. Это было новое, интересное: поездить, вкусить гастрольный хлеб… Но, как ни крути, это была не моя музыка. Я приходил домой и, как сумасшедший, играл джаз.
"Мне кажется, он чувствовал свой потенциал, но не находил своему беспокойству формального объяснения, — считает Светлана Кукина. — Талантливый человек, он чует, что прыгнуть ему предстоит высоко, но до поры это ощущение всего лишь беспокоит его. Сергей вряд ли говорил себе в те времена: "… и я стану новой суперзвездой". Его просто крутило, будоражило. Он называет это разладом с «хэви». Не знаю. Он был так органичен во многих «метальных» вещах «ГПД». Можно ли заставить плакать от песни, если она неискренняя?.. Я плакала не раз, а своим слушательским мембранам я очень доверяю, я была прекрасным слушателем".
39
Полковником он стал на первом курсе Политеха: "В 82-м поехали на картошку. Вышли в поле. Я его увидел и говорю: "Ребята, давайте вы будете собирать, а я буду ведра относить". Я думал, что круче всех устроился. Ни фига. Круче всех устроился человек, который ведра принимал. Он все время отворачивался, и мне приходилось ему кричать: "Эй, маршал, ведро прими!". Он высыпал ведро и, отдавая мне, говорил: "Возьмите, полковник!..".