"С первых аккордов зал оказался словно под током, — рассказывала журналист Алла Миневич. — Саша Чернецкий — настоящий волчонок… недоверчивый, настороженный, злой… ссутулился, в пиджаке каком-то лагерном, усмешка ледяная… Людей словно загнали в угол, довели до предела, и они не поют, а просто кровь идет горлом".
— Я тогда на Сашку смотрел, как кролик на удава, — говорит Чиж. — Процентов восемьдесят тех, кто видел его выступления, со мной согласится: наступает мгновенный ступор, и деваться уже некуда. Или ты блюёшь, потому что это ненавидишь, либо становишься фанатом раз и навсегда.
ЗНАКОМЬТЕСЬ: ЧЕРНЕЦКИЙ
"Больной не имеет права на пессимизм"
(Фридрих Ницше).
— Моя фамилия определила судьбу, — считает Саша. — Чернец — это странствующий монах, который всю жизнь ходит с 20-килограммовым посохом.
Благополучное детство этих испытаний не предвещало. Он родился 10 января 1966-го в Харькове, в приличной по советским меркам семье. C четвертого класса всерьез увлекся футболом, мечтая о карьере форварда, и первыми его кумирами стали бразилец Пеле и киевский «динамовец» Буряк. Время рок-н-ролла наступило позже.
"У нас был друг семьи — дядя Володя, фанат Высоцкого, — рассказывал Чернецкий в одном из интервью. — Немного актер, немного боксер, немного скалолаз. Бородатый такой, играл на «семиструнке» и пел хриплым голосом. На меня, 16-летнего пацана, Высоцкий произвел огромное впечатление. Сильнейшая поэзия. А мой двоюродный брат приносил Beatles, Deep Purple, Led Zeppelin. Другая музыка, другие аккорды. Когда я полюбил битлов, все остальное ушло на второй план. Через некоторое время сам начал сочинять песни — меня просто переполняла энергия".
В девятом классе врачи обнаружили у Чернецкого симптомы болезни Бехтерева. Этот недуг навсегда приковал к постели Николая Островского, автора советского бестселлера "Как закалялась сталь". Когда Чернецкий уже физически не мог играть в футбол, движение заменила музыка: отец сумел достать ему немецкую электрогитару "Musima".
Свою первую группу он собрал в 1983 году вместе с двоюродным братом: "Называлась «Карбонарии» — это были такие итальянские революционеры. А у нас был тихий протест против существующего порядка — юношеские песни, в которых бурлил поиск правды. На дворе было страшное время — Андропов,[41] днем людей на улицах останавливали — "почему не на работе?". Одним словом, как пел Башлачев, "на своем поле как подпольщики".
Не исключено, что "тихий протест" так и остался бы проявлением юношеского максимализма, если бы у Чернецкого к тому времени не появились свои причины ненавидеть «совок». Это случилось, когда он поехал в Полтаву поступать в мединститут. ("Я уже был болен, — говорит Саша, — и врачи ничем не могли помочь. Мне хотелось самому докопаться, можно ли избавить человека от страданий").
Перед экзаменами устроили конкурс "Алло, мы ищем таланты", чтобы взять на заметку творчески одаренных абитуриентов. У Сашки была гитара и несколько антивоенных вещей, навеянных советской пропагандой. Но буквально перед ним на сцену вышел человек, которого объявили как местного институтского поэта: "Такой — в очках, пиджачке, с комсомольским значком. И песни — ох**ные! О такой большой любви к комсомолу!.. Меня просто перемкнуло. Я вышел и спел "Мой друг вчера вернулся из Афгана":
Песня взорвалась в зале, как заряд тротила. 1984 год — год самых больших потерь с его 2 343 цинковыми гробами — был еще впереди, но слухи о том, что в Афгане все чаще гибнут наши солдаты, потихоньку просачивались в Союз.
— Никакого "Голоса Америки" я, конечно, не слушал, — говорит Чернецкий. — Просто ко мне заходили школьные друзья, которые служили в Афгане, мы пили водку, и у меня складывалось свое впечатление, что на самом деле там происходит.
Когда Сашка под аплодисменты спустился со сцены, к нему подошел деликатный мужчина, похвалил за песню и попросил переписать слова. На следующий день был экзамен по биологии. Чернецкому поставили «неуд». Не понимая, почему его «завалили», он вернулся домой и поступил в мясо-молочный техникум.
Через полгода, когда полтавская история успела забыться, его неожиданно вызвали в райотдел милиции. В кабинете по-хозяйски расселись двое мужчин. Чернецкому показали тот самый листок с текстом песни: "Рассказывай, что это за друг, назови его фамилию, адрес". Сашка пытался объяснить, что "мой друг" всего-навсего художественный образ, но ему не верили. В кабинет, подыгрывая чекистам, регулярно вваливался бугай в милицейской форме: "Ну шо? Молчит?.. Дайте его мне!".
— Меня, конечно, не били, но выложили полное досье: "Как же ты мог? У тебя же отец работает в нашей структуре…". А отец у меня был пожарный, работал в системе МВД. "И мать у тебя простой человек — воспитатель детсада. Что же ты родителей подводишь, не хочешь нам правду рассказать?..". Я был полностью подавлен, уничтожен и не знал, как из этой ситуации выкрутиться.
В конце концов Чернецкого заставили написать объяснительную, которая звучала приблизительно так: "Все явления, отраженные в тексте, я придумал. Ничего подобного в действительности не происходило и не происходит".
— В общем, я признался, — говорит Чернецкий, — что вся война в Афганистане придумана лично мной. В чем собственноручно расписался…
Эта история имела свое продолжение, которое не прибавило Чернецкому симпатий к советской тайной полиции.
— Отец к тому времени уволился из пожарной охраны и устраивался на работу в секретный институт. А там был допуск через Москву, через КГБ. И ему отказали. И он не понял почему. У него за время службы не было никаких проступков, и сам он человек честный, никогда не шел против совести. Оказалось — из-за меня. Но отец был даже рад, что эта история никому, кроме него, вреда не принесла. Правда, после этого родители говорили: "Ты бы лучше не пел этих песен…". Мой дед был "врагом народа", много других родственников пострадало. И родители понимали, что надо быть осторожным…
В 1985-м Чернецкий влился в новую группу, которая играла шумный дворовой "heavy metal". Харьковский рокер Сергей «Сэр» Щелкановцев вспоминал: "Это был всего второй концерт «Рок-фаната», но случилась удивительная вещь: с первой же ноты они так взяли зал за глотку, что ошалевшая толпа чуть было не разобрала площадку на мелкие запчасти. И это была не тупая вакханалия заведенных малолеток — в те времена на концерты в основном ходили вполне взрослые, музыкально подкованные люди… Никто не мог понять, в чем дело, но теперь-то я знаю, что это было — мы стали свидетелями полевых испытаний Саниной харизмы".
Весной 1987 года Сашка съездил в Питер, где услышал Башлачева и Шевчука. Вскоре он написал "Рабочий рок-н-ролл" и песню-манифест «Россия»:
Парням новые песни Чернецкого показались "слишком смелыми", и он ушел из группы. В июле к нему заглянул Павел Михайленко, студент-архитектор и басист харьковской «ГПД», чтобы предложить поездку в Ригу. Там, в лагере хиппи, скрывался от призыва в армию их общий знакомый Костя Костенко.
Когда земляки приехали на реку Гауя, они сразу поняли, что хиппанская среда им совершенно не подходит: "Чай они заваривали из каких-то подорожников. Искали блох друг на друге. И опять же — сексуальная революция в пределах лагеря. Было жуткое ощущение, что всюду процветает триппер. К тому же у Паши были короткие волосы, и на него косились: "Этот парень, похоже, не наш!..".
41
Шеф КГБ, который в 1983 году стал Генсеком ЦК КПСС. Время его недолгого правления ознаменовалось кампанией по "укреплению трудовой дисциплины".