Стресс был сильным. На шкале негативных вибраций развод (а раскол группы можно приравнять именно к разводу) опережает даже смерть близкого человека. Клин вышибался клином: в тот же день, 29-го декабря, Чиж решил записать сольный альбом "Глазами и Душой" — одиннадцать песен под гитару. Своеобразный сборник "The Best".
— Уже не помню, с чего это вдруг я начал писать этот сольник. Наверное, для самоутверждения. Для себя, скорее всего. Помню, что записывался у Вовы Котова на кухне. Мы работали в одном ДК — он, Сашка Титов и я. Все однокурсники по музыкальному училищу. У Котова был магнитофон-бобинник. Мы приехали к нему после работы. Я записался в один заезд: просто сел с гитарой, Вовка поставил микрофон — и поехали. Песни две споешь, перекуришь. "Ну, давай дальше…". Если найти эту пленку, там в одном месте слышно, как Вовкина дочка дверью хлопает, кричит "Папа!", а на нее шикают — "Тихо! Тихо!..".
От мрачных мыслей отвлек неугомонный Саша Гордеев. В январе 1989-го, накануне Рождества, он пригласил Чижа с Ольгой в Звановку, свою родную деревню в Донецкой области. Туда же подтянулись парни из Харькова.
— Всей гурьбой мы ходили на предсвяточные колядки, — рассказывает Чернецкий. — У Гордея в деревне куча родственников (там, в принципе, все кумовья), и в каждой хате нам накрывали такую "поляну"!.. Мы ужаснулись: водка и самогон не заканчивались.
Резким контрастом с этой рождественской идиллией было здоровье самого Сашки. Тазобедренный сустав его правой ноги практически перестал разгибаться. Чтобы обуться, он был вынужден лечь на кровать, и кто-то из парней помогал ему зашнуровать башмаки. "Меня это сильно поразило", — говорит Чиж. Чуть позже, во время питерской сессии, эти эмоции передались в песне "Мне не хватает свободы". Зацепкой стал припев из песни «Потом», написанной Чернецким в 88-м году:
— Я знал наизусть весь Сашкин репертуар, — говорит Чиж. — И мимо этих строчек пройти было нельзя, они засели в памяти. И моя строчка "Лёжа в теплой воде ванной комнаты, я борюсь с искушением лезвия" — это отсылка к Сашке. Как и другая: "Кто-то поможет надеть мне ботинки и подыграет на старой гитаре". "Мне не хватает свободы" была целиком посвящена Чернецкому и рассчитана на тех пацанов, которые врубались, о чем идет речь.
Эту песню Чиж написал на квартире Великосельского. Первый вариант не понравился, он скомкал листок и выбросил в мусорное ведро.
— У меня каждый раз так происходит. В темноте кажется, всё здорово. Включаешь свет — полное говно. Я знаю за собой эту штуку, поэтому посидел, остыл. Пошел набирать ванну. Пока вода набиралась, все-таки поднял, разгладил — нет, надо оставить. Взял гитару, наиграл какую-то «рыбу», спел — оказалось, не так уж и плохо…
После Звановки Чернецкий пригласил Чижа с Ольгой на свой день рождения. Днем раньше, 9-го января, в Харьковском институте радиоэлектроники (ХИРЭ) должен был состояться концерт в фонд пострадавшим от землетрясения в Армении. По знакомству туда «протолкнули» Чижа.
"Чиграков за кулисами ужасно волновался, — вспоминал Сергей Мясоедов, директор городского рок-клуба, — он не знал, как встретит его переполненный зал, к тому же он должен был выступать один… А когда Чиж начал петь, то просто поднял зал на ноги. Он начал с песни "Хочу Чаю", которая является его хитом, и всем сразу стало ясно, что это за уровень. Уже к третьему-четвертому номеру все повскакивали с мест и двинулись к сцене".
Мясоедов пробился через толпу, чтобы крикнуть: "Играй, сколько можешь!", и Чиж выдал почти часовую программу с поразившей всех "Сенсимильей".
— Тогда уже вопил и бесновался весь зал, — вспоминает Ольга Чигракова, — а какой-то парень кричал: "Лапа! Не уезжай! Мы тебя любим! Оставайся в Харькове!..". Я сидела ужасно гордая.
В конце января украинские рокеры нанесли ответный визит. Дзержинск подействовал на них угнетающе: заводы, трубы, дымы всех цветов, но еще сильнее — ощущение общей депрессивности, разлитой в самом воздухе.
— Страшновато было, — вспоминает Чернецкий. — Мы приехали утром, все было миролюбиво. Но вечером начались странные передвижения: здесь надо идти этой дорогой, здесь — шагать быстро, чтобы никто не пристал. Из дома в дом — чуть ли не перебежками. Как там Чиж выжил, как его талант пробился… Не хочу никого обижать, но Дзержинск — это ужасный советский город.
На вокзале, уезжая, «Разные» предложили Чижу перебраться в Харьков. Собственно, разговор об этом был главной причиной их приезда.
— К тому времени, — говорит Чернецкий, — я уже практически не мог ходить. Жизнь коллектива замерла, поскольку мое будущее было туманно. А Чиж был человеком нашей группы крови. Его песни были написаны в одном ключе с нашими. Плюс прекрасный инструменталист. И, наконец, он мог бы заменить меня как вокалиста.
На это предложение Чиж ответил отказом: после ухода Быни группа еще не потеряла надежду выжить.
ВЕСНА 1989: "RUSSIAN ROCK"
"Имеет ли право выходить на сцену человек с немытой головой, грязными, длинными, как у попа, волосами и небритыми щеками, в грязных сапогах? Имеет ли этот человек право ношения значков "Почетный донор", "Общество спасения на водах", "Общество трезвости" и т. д.? Имеет ли он на каждый из них удостоверение? Имеет ли право Полковник носить погоны? А полковник ли он?.."
("Полковниковедение", отрывки из рецензий в горьковском самиздате).
Вначале обескровленная «ГПД» пыталась сохраниться в прежнем штатном составе. «Продленщики» даже дали объявление в «Ленсмену» о вакансии лид-гитариста. Вскоре в Горьком был найден подходящий кандидат из группы «Ромашка». Но когда пришло время первых совместных репетиций, они узнали, что парень повесился, не оставив даже записки.
Из состояния ступора вывело сообщение, что Горьковский рок-клуб «заявил» «ГПД» на рок-фестиваль в Кирове. Это всех подхлестнуло. Но без «ядерной» гитары Быни «металлический» репертуар, исполняемый втроем, звучал хило, слабо. Акустический вариант — нелепо. После мучений с перебросами инструментов было решено оставить бас-гитару, барабаны, а Чиж взял в руки аккордеон. На столь радикальную для рокера идею его натолкнул Федя Чистяков из группы «Ноль», которого он однажды наблюдал в Питере. На своем баяне «Рубин-5» этот паренек в тельняшке выдавал такой крутой «панк», что нельзя было не прийти к мысли: настоящий рок можно сыграть даже на ведре — был бы драйв.
Новому полуакустическому составу потребовался новый репертуар. Именно тогда Чиж отдал на усмотрение коллектива свои акустические песни — "Хочу чаю", "В старинном городе", «Ассоль» и т. д. В итоге была подготовлена целая программа в стиле "russian rock", получившая концептуальное название "Вы хочете «метал»? Их нет у меня".
После того, как группа сняла «металлические» вериги, публике открылся новый Чиж. "До этого он довольно несмело исполнял собственные акустические песни, — рассказывает Светлана Кукина. — Явственно помню, с какой неохотой он пел лирику: я очень любила романс "Глазами и душой", и он поддавался только на уговоры и давление моего авторитета и нытья, потому что песня не была социальной[54]".
После сольного концерта в областном ДК им. Горького, где Чиж впервые получил небывалый гонорар в 86 рублей (тут же пропитых в соседнем общежитии), администратор рок-клуба Игорь Крупин отметил, что Чиж один из немногих, кто действительно развивается — меняет песни, меняет программы. Другой рок-клубовец, рассказывая о концерте памяти Александра Башлачева на страницах "Нижегородских рок'н'ролльных ведомостей", назвал выступление Чижа "приятным исключением этого занудного вечера". В начале февраля Чижа даже пригласили на Горьковское ТВ, чтобы записать "Я не хочу здесь больше жить" и "Автобус".
54
В те времена петь красивые песни считалось "никчемным и едва ли не постыдным делом". Когда Бутусов написал в 1986-м пронзительную "Я хочу быть с тобой" и спел друзьям, первой их реакцией было: "Ну это полное говно!". От огорчения Бутусов напился: самым страшным рок-н-ролльным грехом считалась склонность к "попсе".