Типичный «квартирник» выглядел так: в чью-то квартиру (не обязательно самую просторную) набивались люди, хозяин собирал со всех деньги, передавал Чижу, тот усаживался и начинал петь свои и чужие песни. Эти приватные концерты (если не считать рокерских пьянок, где гитару пускают по кругу) стали для него первым опытом такого рода. И, кстати, весьма полезным.
— Оказалось, что «квартирники» — очень тяжелая штука, — говорит Чиж. — Как ни крути, а часа полтора ты должен отпеть под гитару. И если в бэнде песня звучит шесть минут, то у тебя — две. Следовательно, твой репертуар должен быть больше. И при этом, конечно, надо выкладываться… Мне нравится время от времени играть такие «квартирники», потому что это серьезная проверка — не разучился ли я владеть аудиторией. Это как "вор в законе", который раз в год должен "по понятиям" пойти и самолично вытащить кошелек, проверить пальчики…
Но «квартирники» не могли прокормить семью из трех человек. Если бы не помощь друзей, Чиграковым пришлось бы туго. Возвращаясь с дачи, родители Чернецкого набивали холщовую чижовскую сумку ягодой, картошкой, помидорами и огурцами. Регулярно подбрасывали продуктов и денег Клим с Пашей. Гордеев привез Чижу из Германии замшевую куртку. Чем могли, всегда выручали друзья семьи Лена и Сергей Лактионовы, скромные и душевные харьковские «технари». Разумеется, от голода никто из Чиграковых не пух и голым не ходил. Но была ли такая жизнь "морально комфортной" для 32-летнего главы семейства?..
Питерская знакомая Света Лосева, побывавшая в гостях у Чиграковых, передает свои впечатления:
— Все в Харькове дома, у всех бабушки, холодильники, участки. Даже когда на Украине была полная жопа, худо-бедно все как-то жили. А Чиж — он такой, "в шортах под лопухом". С одной стороны, зал ходит на него не меньше, чем на Чернецкого. С другой стороны, ему на пиво не хватает…
— Ему реально было тяжелее, чем другим ребятам, — говорит Наветный. — Ребята не очень хотели это адекватно понимать. Типа: "Как?! Мы же все в такой же заднице находимся!..". Был бы Серега один, он бы не дергался, наверное. Но была Ольга, семья — надо что-то предпринимать, что-то менять в своей жизни, иметь хотя бы какую-то крышу над головой. А как? Никаких перспектив, вообще ничего…
Скитания по чужим углам, отсутствие концертов и хроническое безденежье вызывали у Чижа приступы депрессии. Справиться с ними было непросто, поскольку переезд на окраину Харькова изолировал его от привычного круга знакомых.
— Если раньше к нам часто приезжали — все были молодыми, могли постоянно тусоваться друг у друга, — говорит Ольга Чигракова, — то потом начали появляться дети, дела, заботы. Добираться к нам нужно было, по крайней мере, час, а то и полтора. Сначала на метро, потом на трамвае, который редко ходил, а то и вовсе не останавливался возле нашего дома — там пешком топать было будь здоров. И постепенно началось не отчуждение, а скорее, отдаление.
Одним из немногих, кто часто навещал Чиграковых, был Коча. Вероятно, он скучал не только по приятелю, но и по тем "пивным дням", которые раньше проводились в "Тихом уголке" строго по средам. С легкой руки Кочи эта добрая традиция была реанимирована. Причем, не только по средам и не только с участием пива.
После очередной такой дружеской попойки Чиж написал песню. Он назвал ее "Доброе утро", хотя с учетом его психофизического состояния правильней было бы назвать то утро «хмурым».
— Утром встал с похмелья, дома шаром покати, — вспоминает Чиж. — Напился кофе и меня так попёрло, что я написал "Доброе утро". И когда из меня ни с того, ни с сего вдруг вылезла строчка — "Или нарисуй на руке о том, как любишь", — я «въехал», о чем вообще эта песня, и с чего она началась…
Мысленно Чиж посвятил ее Рите Романовой, своей первой любви. Наверное, поэтому песня получилась удивительно светлой, как июльское утро. И точно также, как "July Morning",[83] нетленный хит Uriah Heep, ностальгически погружала в атмосферу "сладких семидесятых".
Вклад Кочи в репертуар Чижа не был исчерпан одним "Добрым утром" (если понимать под «вкладом» активное соучастие в создании у Чижа пост-алкогольного синдрома, который, собственно, и вызвал творческий всплеск). Накануне вечером приятели сочинили еще одну песню.
— У меня было написано много куплетов, — рассказывает Чиж, — но не все меня устраивали. Приехал Коча. Пока я резал огурцы на закуску, Коча мыл-протирал стаканы. Я говорю: "Что-то у меня песня не получается", а он: "Давай так: ты говори первую строчку, а я вторую". Я нож бросил, говорю: погоди, сейчас запишем. Чуть ли не на обёртке от селедки… Ну, и понеслось. Я начинаю: "Если б я был наглым — снимал бы девок". Коча: "Если б я был желтым — выращивал бы рис". А потом, когда выпили по две-три рюмки, сидели и решали: "Так, эта строчка на фиг не годится, а вот эта — получше, оставим".
Интересно, что в окончательном варианте «Если» (так была названа песня) осталась строчка, где явно прорвалась чижовская «подсознанка»: "Был бы помоложе — свалил бы в Питер".
"Был период, — рассказывал Чиж, — когда я вообще не мог писать песни, боялся. Потому что напишешь песню, из головы выдумаешь, где-то, может быть, краешком заденешь себя, и вдруг находятся точки соприкосновения, а потом все сбывается".
МАРТ 1993: СОЛЬНИК
"Не бойся своей силы!"
(персонаж Дэвида Боуи в фильме "Лабиринт").
В мае 1992-го в группу наконец-то вернулся Чернецкий. На концертах они с Чижом выходили к микрофону по очереди, каждый со своими песнями. Видевший их выступления Сергей Наветный придерживается мнения, что этот паритет не мог сохраниться надолго.
— Группа "Разные люди" пережила как бы две жизни: жизнь с Чернецким и жизнь с Чижом. Когда Сашка слег совсем, Серый невольно вышел на лидерство — криэйтор, автор с богатым песенным материалом. Естественно, группа ушла в ту сторону, в которую и не планировала уходить. А потом вернулся Сашка, старый лидер. А уже как бы сложился свой, новый. И два лидера в одной группе — ну никак!.. С такой вот разной манерой. Зрителю было, наверное, супер, когда группа в состоянии исполнять красивую, великолепную лирику, как у Чижа, и тут же давать такой гари!.. Это проблема была для них. Со стороны все было нормально, органично, хорошо — крепкая группа. А им, конечно, было тесно. Где-то их «колбасило», что-то внутренне не складывалось.
На самом деле вопрос, как в одной группе уживаются два автора-фронтмена, никогда не ставил Чижа в тупик: "Леннон с Маккартни уживались ведь. Мы с Саней абсолютно разные, поэтому берем контрастом".
Пример, конечно, не самый убедительный: Леннону с Маккартни (личностям безусловно контрастным) в конце концов стало тесно под одной крышей. Точно также, как и Гарику Сукачеву с Сергеем Галаниным в "Неприкасаемых".[84] Видимо, в каждом союзе, особенно творческом, рано или поздно срабатывает один из законов Мэрфи: всё то, что соединено, может быть и отсоединено.
Впрочем, на тот момент для «Разных» гораздо актуальней была другая проблема: за полгода они дали всего 5–6 концертов. Причем, всякий раз им приходилось самим платить за аренду зала, печатать и расклеивать афиши, продавать билеты. Местные журналисты по-прежнему называли группу «культовой» и "самой идолопоклоннической". Но эти комплименты не прибавляли ни концертов, ни гастролей. Если не считать фестивалей в Одессе и Львове, «Разные» выступали только в Харькове, а в замкнутом пространстве, как известно, теряется энергия.
83
Во времена юности Чижа этот британский «медляк» со славянской мелодикой переиграли, наверное, на всех лавочках, заваленках и танцплощадках Советского Союза.
84
По мнению рок-журналиста С. Гурьева, рок-н-ролл в России всегда держался на солистах. "Блестящий тандем Сукачев-Галанин, — писал он, — стал примером шаткого, но плодоносного рок-коллективизма, где две абсолютно несовместимые, казалось бы, фигуры великолепно дополняют друг друга, создавая нечто большее, чем простая сумма их персон. Ураганно-драйвовый Гарик и — Галанин, безупречный аранжировщик бесшабашных сукачевских песен. Более поверхностный, но и более музыкальный, своего рода Маккартни при неуправляемом Гарике-Ленноне".