— Да мы ж ничего, — за всех ответил дед Бахвалов, — кто его знает, с чего он распузырился.
Повар счел нужным пояснить:
— Он мне по случаю достался. Поиск ихний третьего дня провалился, ну и не отошел он со своими, сдался. А конвойного, который его в штаб вел, с самолета подшибли, так я этого немчишку пока и присвоил, и в аккурат кстати: помощник мой что-то прихворнул. Пусть потрудится, пока начальство не спохватилось.
— А как же ты, мил человек, с ним калякаешь?
— По-немецки объясняюсь, дедушка. Я в немецком дока. Курт, шнель горох арбайтен!
Немец послушно встал и, не отрывая рук от лица, направился в избу. Солдаты засмеялись:
— Дрессированный!..
Уже на марше Мамаев с досадой сказал:
— Как некстати этот тотальный недомерок встретился, кляп ему в рот!
— Чем он тебе помешал?
А как же? Ты видела, как вели себя новобранцы? Да они готовы были зареветь вместе с этим заморышем. Теперь придется собрания проводить. Надо разъяснить народу, что не все такие курты. Да еще, и неизвестно, так ли уж он безобиден, как кажется. И не ведая, что творишь, можно причинить много зла.
Прислушайся-ка, агитатор, — толкнула я его под бок. В колонне не умолкал разговор о пленном.
— Как же тут разобраться, какой из них хороший, а какой гад?
— Лупи всех без разбору — бог сам разберется.
— Эй, Ильин, а ты сначала агитни. Крикни: «Фриц, ты случайно не фашист? Ах, фашист, туды твою! Ну тогда стой, замри — я тебя прикончу».
— Хо-хо-хо-хо!
— Илья Эренбург пишет: «Убей немца, где увидишь». А как вот такого Курта убить? Пожалуй, и рука не поднимется.
— И не Эренбург это писал, а Тихонов!
— И ты не бреши, не Тихонов, а Симонов!
— Какая разница, мазурики, кто писал? — прикрикнул дед Бахвалов. — А понимать надо так: «Увидишь в бою — убей», и никаких гвоздей. А пленного кто ж будет обижать, особливо если он сам, паразит, сдался. Теперь Мамаев подтолкнул меня локтем:
— Ну и дед у тебя! Прямо природный комиссар.
— У меня и Непочатов не хуже.
Полночи отдыхали в лесу, на КП чужого батальона. Впрочем, здесь уже на правах хозяина распоряжался наш Радченко. Усталые, плотно поужинавшие солдаты захрапели сразу. А мне не спалось. Было душно, как перед грозой. Тревожили лесные запахи: грибы, прелые листья, смола, ночная фиалка и еще что-то сладкое и очень терпкое. Одолевали мысли о предстоящем бое. Рядом оранжевым светлячком мерцала папироса Мамаева — тоже не спал.
— Слушай, Анка-пулеметчица, ты никогда не задумываешься о смерти?
— Да нет. А и убьют — невелика потеря. Генералов — и то убивают.
— Ты так равнодушна к своей жизни?
— Не то чтобы равнодушна, но ведь убивают же других.
— То — других. А я — это я! Я и мысли не допускаю, что вдруг могу перестать видеть, слышать, чувствовать… Мне кажется, без меня ничего не состоится: ни победа, ни жизнь. В сорок втором конвоировали мы английский караван. А британские торговые корабли грузные, неповоротливые — в маневренном бою одна обуза. Немцы нас долбанули уже в открытом море. В пять раз их было больше, чем нас. Ох, и дрались мы! Ох, и каша была!.. Ммм… Наше судно торпедировали последним. И оказались мы в воде. А водичка в северных морях даже летом не парное молоко. Веришь ты, десять часов держался. Товарищи один за одним… А меня тральщик подобрал. С тех пор и поверил я в свое бессмертие… Дождь, пожалуй, будет. Ноги ломит — от самого бедра, как собаки грызут.
Исходные позиции мы занимали в конце ночи. Всё сошло благополучно, если не принимать во внимание маленького недоразумения. Уже и пулеметы на площадке расставили, и имущество в дзотах сложили, а командира взвода, которого я должна была сменять, всё не было. По траншее взад-вперед ходил молодой офицер и, жужжа трофейным фонариком, ругался не хуже нашего Мамаева:
— И куда он, прохвост, провалился? Мне надо людей вывести затемно, а этот паразит где-то шатается, чтоб ему пусто было!..
Тут я догадалась, кого ищет сердитый командир:
— Давайте стрелковые карточки и проваливайте!
— Благодарю за любезность, — огрызнулся взводный, — но документы я должен вручить лично командиру!
— Разуйте глаза. Я и есть командир.
— Молодой лейтенант осветил мое лицо лучом фонарика. Очень сконфузился:
— Ох, простите!.. Ради бога, не подумайте… Не ожидал… Даже познакомиться не успели…
— Не горюйте, коллега, не на этом, так на том свете встретимся.
Оборона, как и покинутая нами на реке Осьме, проходила по западным склонам невысоких холмов. Разница лишь в том, что впереди ни леса, ни реки и противник в два раза ближе. Прямо перед проволочными заграждениями обвалившийся эскарп времен сорок первого года.