- Ну и что? - спросила она.
- Ничего. Просто заяц бывает нужен, когда не хочется делать то, что ты, быть может, делать должен. С точки зрения нравственного императива. Или не должен. В этом твоя свобода. И об этом - мой доклад.
- Я ничего не поняла, но, наверно, пора вставать.
- Пожалуй, тем более, я как бы и не ложился...
И тут зазвонил телефон.
- Вы собираетесь завтракать? - сосед, московский приятель. - Шведский стол в том самом ресторане, где вчера... Через пять минут.
- Через полчаса, - сказал я.
- Через полчаса я должен вернуться в номер, у нас срочная работа. Тогда увидимся вечером.
- Ты не будешь на моем докладе? - спросил я.
- Я же объяснил - я занят. Мой доклад, кстати, завтра, и мне надо еще и к нему...
Человек работает сутками, а я лезу к нему со всякими глупостями. Мне стало стыдно.
Зато я успею в душ и, быть может, даже побреюсь...
В ресторане - другой интерьер, светло, столики, столики, народу, как на вокзале...
Пива не было видно. Мои коллеги кушали йогурт и пили кофе.
Огромная стойка: салаты, сыр-колбаса, жареная картошка, жареная рыба, жареное мясо, макароны в соусе...
Я онемел. Всю жизнь я хочу есть: папу убили, маму посадили... Первый раз наелся, когда мама вернулась из лагеря, потом одна, вторая, третья жена - но они как бы не по этому делу, хотя порой, но крайне редко, и у них бывали гастрономические фантазии... Последние десять лет я воспринимал еду вообще только закуской. Но если случалось, меня, бывало, не удержать...
- Гуляем по всему буфету, - сказал я и взял глубокую тарелку.
Следовало, конечно, выработать систему, но я не успел, испугался, что все это великолепие мгновенно исчезнет. И принялся накладывать все подряд: салаты, жареную картошку, рыбу и мясо, макароны в соусе и что-то еще.
Когда я шел к занятому ею столику, похожие на морских офицеров официанты глядели на меня с уважением, а иностранные коллеги - с восхищением.
Моя девушка кушала кофе. Даже без йогурта.
- Покарауль миску, - сказал я, - и не торопись с кофе. Я сориентируюсь насчет пива.
Пиво продавали в баре. Я взял три бутылки - "Балтика", третий номер.
- Ты справишься? - спросила моя Анна Каренина.
- Мне нужны силы для доклада. Боюсь спутать зайца с этим, как его... Александром III. Хотя они и не похожи. Помнишь, у Мраморного дворца?
- А может, скажем - ты заболел? Это я виновата, ты не спал всю ночь.
- Ты очень заботливая. И совестливая, - сказал я. - Но я должен отчитаться за билеты и всю эту роскошь.
Нас посадили в автобус. Может, тот самый?.. Я тщательно обшмонал салон, лазил под сиденья - крутых яиц не было. И красной икры тоже.
Я не успел усесться и отдышаться, мы уже остановились. Опять Фонтанка!
У дверей нас ждала Тина, мерцала глазами.
- Я спала как мертвая.
- Она тоже, - сказал я.
Тина посмотрела на меня с сочувствием.
- А Изольда всю ночь проплакала, - продолжала она, - с утра я ее утешала: убеждала, что ты хороший, но она...
- Я хороший, - согласился я, - мне просто не везет с бабами, у них идеи или обстоятельства. Одной я предложил поехать в Австралию, но она... Ты помнишь, я про это рассказывал. Другую привез в Санкт-Петербург, а...
Тут моя барышня подошла, и я заткнулся.
Дворец, мраморная лестница, большой зал, длинный стол, микрофоны, наши евро-азиаты и эти. Мы сели втроем.
- Ты правда ко мне хорошо относишься? - спросил я Тину, она сидела слева.
- Я тебя обожаю, - сказала она, - если б я не была ее подругой...
- Тогда принеси, - сказал я, - а то мне сейчас отсюда уже не выйти - вдруг позовут к микрофону?
Тина раскрыла сумочку. Я заглянул. Дамские сумочки очень вместительны.
- Я подумаю насчет твоего предложения, - сказал я.
- Изольда права - ты скотина, - она и впрямь была возмущена. И закрыла сумочку.
- Я пошутил, - сказал я, - от смущения.
На столе стояли бутылки с водой: я налил в один стакан воду, а она под столом - в другой.
- С утра можно и понижать, - сказал я, - иначе бывает трудно разобраться с тем, что ты должен сделать, чтоб отстоять свою собственную свободу. Выбрать. Или - или...
- О чем вы все время шепчетесь? - спросила справа моя Анна Каренина.
- Я пересказываю кое-что из тезисов...
Мне дали слово через час, и за это время мы с Тиной успели повторить.
Наверно, я был не слишком красноречив и едва ли точен. Когда я рассказывал о том, как на зимней дороге из Михайловского в Петербург трамвай чуть было не переехал зайца, переводчик открыл рот и замолчал.
Напротив меня, через стол сидел очень знаменитый московский писатель, мы были едва знакомы, и я не знал, что он тоже приехал. Он реагировал очень живо, смеялся, подмигивал и что-то такое изображал пальцами. Для оратора всегда очень важен конкретный слушатель. Я обращался только к нему и закончил с подъемом:
- Писатель имеет право на высокое поражение, - сказал я, - в этом его подлинное мужество и подлинная свобода. Они значительно более ценны, чем любые усилия власти, неважно - тоталитарной или демократической, улучшить человеческую жизнь путем увеличения производства нефти, презервативов или "стингеров", - и все это якобы во имя рекламируемой властью Свободы, Демократии, Гуманности и прочей Белиберды. Впрочем, коль ему, писателю, охота, он волен сотрудничать с властью, даже властью становиться. И Бог ему судья, если он оставит письменный стол, поменяет перо на мундир чиновника или эполеты солдата. Это его выбор, его совесть, а он стоит перед своим Богом...
Мне вежливо похлопали, и я направился к своим девушкам.
Еще полчаса мы соблюдали приличия, а потом тихонько выбрались из зала.
Я был совершенно свободен!
За нами вышел один из устроителей:
- В три часа обед в ресторане на той стороне Фонтанки...
Кто это сказал, что в Петербурге нет ничего лучше Невского проспекта? Более того, - что в Петербурге он составляет все?.. Известно кто, но не забудьте - когда это было? Сегодня здесь, несомненно, только Фонтанка, и ее более чем достаточно.
Солнце освещало дворцы и особняки - от Аничкова моста до Летнего сада. Мы шли мимо дома княгини Лиговской, бывшего цирка Чинезелли, мимо... И вот уже...
- Обратите внимание, - сказал я голосом экскурсовода, - Инженерный, он же - Михайловский замок, в котором учились Достоевский, Петрашевский и другие, его всегда красят в цвет перчаток фрейлины Нелидовой. Уже двести лет красят. Вам известно - чья она была любовница?..
- Знаток, - сказала моя барышня, - а делал вид, что тебе наплевать на то, что рассказывает младший брат? Все время норовил от него убежать. Надо ж - все услышал и запомнил! Но теперь я заставлю тебя посмотреть самое-самое... Тина, держи его с другой стороны!
Они прижали меня к парапету и заставили заглянуть вниз. Фонтанка втекала тут в Мойку (или вытекала из нее), на той стороне здание Третьего отделения, подальше Шереметьевский дворец, флигель, в котором жили Ахматова и Пунины...
- Не упадешь, не бойся, - твердила моя барышня. - Тина, держи его за ноги!
Я отбивался, как мог - смертельно боюсь высоты... И тут увидел...
На вогнутой каменной стене, сопрягающей Фонтанку с Мойкой, у самой воды поблескивало что-то маленькое и блестящее... Птичка! Медная головка отсвечивала, вроде даже шевелилась - поворачивалась...
- Чижик? - спросил я, - тот самый, о котором...
- Разглядел, - сказала моя барышня, - а сколько раз я тебе о нем...
- Разве ты его уже видела?
- Твой брат обещал завтра утром показать нам город с воды, вот тогда, может, и разглядим получше...
Маленький, беззащитный, он стоял на какой-то полочке, весь в сверкающих брызгах, один, посреди всего этого великолепия...
- К Мраморному дворцу! - крикнул я. - Их надо смотреть вместе, рядом - то чудище и это чудо. В них все!.. - Не какой-то Всадник с Шиллером...