- Мы именно так вчера и смотрели, - сказала моя барышня, - это ты...
- Кабы я вчера его увидел, - сказал я, - я бы не говорил сегодня глупости про зайца, я бы им...
Я и не заметил, а мы уже оказались возле Дома ученых. По Неве все так же шел ветер. Мы снова ели холодные пельмени с теплой водкой. Потом... Потом, не понять как, но оказались в Летнем саду.
- Посиди тут, - сказала моя барышня, - вот тебе книжка с картинками, чтоб не заглядывался на скульптуры, а то тебя заберут.
- А вы куда?
- Нам надо на Невский, в один-другой магазин. Ты же не пойдешь с нами? Подарки в Москву.
- А он еще стоит - Невский? - спросил я с удивлением.
Они растолкали меня часа через два - в Летнем саду хорошо спится.
Потом был ресторан на той стороне Фонтанки. Я пришел с двумя дамами, хотя они стеснялись и упирались.
- Вы обе участвовали в дискуссии, - сказал я твердо, - и у вас все права на обед. А кроме того, вы, надеюсь, пришли не с пустыми руками?..
Дальнейшее стало совсем смутным. Я не уверен, но мне помнится, словно бы мы присутствовали на вечере поэзии в Пушкинском доме. Я запомнил знаменитого московского поэта. Он появился на эстраде в шортах, и, поглядев на его волосатые ноги, я заскучал и, кажется, отправился покурить. Питерские поэты были значительно скромнее и симпатичней.
Вообще город мне все больше и больше нравился...
Внезапно, не понять как, но мы оказались у входа в нашу гостиницу. Стояли и курили. Вдвоем. Наступал вечер, верней, еще одна белая ночь.
- А куда делась Тина? - спросил я.
- Ты ж только что с ней прощался? Она поехала утешать Изольду - она плачет, не переставая. Ты очень трогательно Тину напутствовал и был с ней нежен - неужто не помнишь?..
Телефон зазвонил как только мы вошли в номер.
- Пойдете ужинать? - мой московский приятель был, как всегда, точен и заботлив.
- Мы только вошли.
- Вот и хорошо. Как твой доклад?
- А как твоя работа?
- Норму мы выполнили. И более того.
- Что более?..
- Перевыполнили.
- Я вроде тоже...
- Итак, ждем, коньяк я уже поставил в сумку...
Мы снова сидели в полутемном ресторане. Горели свечи, но цветов не было.
Коньяк сначала смягчал, смягчал, потом начал снижать. Или наоборот.
- Как грустна наша Россия, сказал один гений другому, - напомнил я им. Причем, здесь сказал. В этом самом городе.
- Ты к чему это? - спросил мой московский приятель.
- Я про чижика, - сказал я. - Мы пьем коньяк и закусываем шашлыком. А он там, на ихней Фонтанке, - один, мокрый и маленький.
- Да, пока нам неплохо, - сказал мой московский приятель. - Ты сделал доклад, а я успел двинуть работу. Причем далеко.
- Кому везет - везет, - сказал я.
Она стала кашлять, как только мы вчетвером вошли в лифт. Отчаянно и надрывно.
- Давай, пока не поздно, поищем врача, - сказал я.
- Не надо, это от коньяка - я не привыкла.
- Коньяк хороший, - мой московский приятель очень огорчился. - У меня с ним никогда никаких проблем...
- При чем тут коньяк, - сказал я, - она просто слишком впечатлительная, а мы живем как бы в контрасте - то холодные пельмени, то теневая экономика.
- У меня есть какие-то лекарства, - сказал помощник моего московского приятеля и тоже очень за нас огорчился: помощник был очарователен. - Я сейчас посмотрю, подождите минутку...
Нам выдали лекарства, и мы открыли свой номер.
Все те же каменные кровати. И мерзкая тумбочка.
Она кашляла, не переставая. Очень жалобно.
- У тебя коклюш, - сказал я, - у взрослых это бывает, хотя и редко. Но ты вообще редкое вещество. Хорошо бы покатать тебя на самолете, говорят, помогает.
- У меня был коклюш в пять лет, - сказала она. - Он дает иммунитет и не повторяется...
Она сидела на кровати, согнувшись, - маленькая и несчастная, похожая на птичку. Под лампой сверкали светлые волосы.
- А на коньяк у тебя иммунитет, видать, отсутствует, - сказал я, - очень жалко...
И подумал вслух:
- Может, у них не только лекарства, но и кипятильник? Он хозяйственный мужик, а поскольку они всю ночь работают, то, наверно, кипятят чай и варят кофе. Мы вскипятим молоко, и оно забьет в тебе коньяк.
- Они трудятся над книгой и докладом, - сказала она сквозь кашель и горько усмехнулась. - Всю ночь работают и работают, а мы с тобой... Я никогда не пью молоко, не говоря о том, что его у тебя все равно нет.
- Тогда ложись, - сказал я, - я укрою тебя двумя одеялами, а утром ты отряхнешься - и вспорхнешь...
Я притащил из ванны полотенца, завернулся в них и потушил свет.
Она кашляла и гремела...
Я бежал по зимнему лесу, на сей раз - безо всякой дороги, проваливался в глубоком снегу, падал, поднимался, натыкался на деревья, за мной что-то гремело, звенело, трещало...
От кого я убегаю? - думал я. Как тот самый заяц в белорусском лесу во время больших маневров: танки грохотали, крушили деревья, над их макушками рокотала одна эскадрилья за другой, меж деревьями батальон за батальоном бежала пехота в белых маскхалатах... А заяц метался и думал, что вся охота за ним и против него...
Но я не был зайцем. Или был?.. От кого я спасался?..
На усыпанной красными ягодами ветке сидел, качался... чижик. Маленький, взъерошенный, с медной головкой. Потом он спрыгнул в снег и скакнул ко мне, ближе, ближе... Я его разглядел: он был в мундирчике - училище правоведения! криво, не в те петли застегнутом, в пуху и перьях. Из коротких рукавов торчали помороженные красные лапки, растопыренные и дрожавшие... Несло перегаром... Может, от меня? Нет, это он явно с большого бодуна.
"Ваше превосходительство, - произнес он пискляво и с хрипотцой, - оставьте меня, зачем вы меня обижаете?.."
Я проснулся в поту, полотенца валялись на полу, за окном гремел, звенел, скрипел трамвай, подбирался к десятому этажу - вот-вот въедет...
На соседней кровати она посапывала, вздыхала, уже не кашляла.
Мадам литература, с тоской думал я, одна только мадам литература... Но, быть может, не во мне все-таки причина - это город путает всех и каждого, кто сюда попадает, однажды он кому-то приснился, и тот, кому он приснился, попытался его воссоздать, построить... И построили, воссоздали -из ничего, из болотного тумана, из нелепых снов... С тех пор город и не оставляет никого из тех, кто сюда приезжает, морочит, закручивает, путает, делает с ними все, что хочет, захочет, и никто не может понять - как, почему, зачем?.. Никто не в состоянии добраться до смысла того, что с ними здесь происходит... Да уж писали об этом, все давно написано - но разве в том дело?..
Спать я уже боялся: приоткрыл окно, курил и глотал клубившийся серый туман...
5
Наверно, у окна я и задремал. Во всяком случае, очнувшись, понял, как правы те, кто говорит, что жизнь пестра и разнообразна.
В окно било солнце, трамвай внизу словно бы не грохотал, звенел весело щебетал.
Я обернулся: она только что вышла из ванной, волосы сверкали золотом, глаза сияли.
- Какое утро!.. Видишь, как нам везет? И сегодня мы наконец все-все увидим.
- Ты о чем? - спросил я: все-таки она неожиданное существо.
- Забыл? Твой брат покажет нам...
О, Господи, думаю, а я собирался накрыться освободившимися одеялами и пусть все идет прахом...
Затрещал телефон. Тина.
"Позавтракали?.. Через полчаса я у вас..."
Бреясь, я услышал новый звонок: она болтала с соседом, моим московским приятелем, благодарила за лекарства...
Мы побежали завтракать. Город меня все-таки достал, или все в конце концов в прямом смысле - приедается? Я равнодушно прошел мимо жареной, вареной, разноцветной и благоухающей кулинарии, взял себе чашку чая и позабыл про пиво.