Давным-давно, в 590 году, пришла в Рим Чума. Ох и страшная болезнь: утром здоров, в обед болен, вечером мертв. Сотнями помирали римляне, а по улицам Вечного Города ходила Чума в черном плаще с капюшоном, постукивала посохом, поглядывала пустыми глазницами — кого бы еще погубить. Взмолились люди: «О Господи, спаси нас». И тогда прилетел с неба ангел, сел на крышу мавзолея императора Адриана и вложил меч в ножны. Стали римляне думать, что сие означает.
— Это знак, — говорили одни. — Что Чума ниспослана нам за то, что все время с кем-то воюем. Вот помиримся со всеми врагами — и чума окончится.
— Это знак, — говорили другие. — что надо мечом отрубить голову кому-то, кто сглазил наш город. Как отрубим, так чума и кончится.
— Это знак, — говорили третьи, — что чуму надо лечить хирургическими методами. А меч ангела — это скальпель-переросток.
— В любом случае это знак, что чуме скоро конец, — решили исстрадавшиеся люди.
Был там один юный воробей из клана Навона — Мавзолей-то не так уж далеко от площади Навона. Послушал, поглядел, ничего не понял и полетел спросить, что сие значит. У одного горожанина спросит, у другого — все только шарахаются, говорящего воробья путаются. И видит воробей: идет по улице женщина в черном плаще, посохом постукивает, костями побрякивает, черепом посверкивает.
— Тетенька, а тетенька, — говорит воробей. — Можно я тебя спрошу…
— Можно, — спокойно говорит женщина. — Только я не тетенька, а Чума…
Воробьи чумой не болеют, так что ему все равно было, что Чума, что аппендицит.
— Тетенька Чума, а я что видел! — сказал воробей из клана Навона. — На мавзолей Адриана села птичка. Большая-пребольшая, четвероногая, и крылья у нее в перышках, как положено. Одной ногой она взяла палочку и вложила в другую палочку. Это что значит?
Задумалась Чума.
— А сильно большая птица-то?
— Да с дом будет.
— Тогда это птица Рух, — вспомнила Чума. — Я в прошлом году по Самарканду и Багдаду погуляла, так слыхала про нее.
— А почему четвероногая?
— А про запас. Эти сарацины такие хитрые, везде запасы делают, — объяснила Чума.
— А палочки зачем?
— Наверное, гнездо строит, — сказала Чума. — У рухов сейчас пора гнездования.
— Ой, так она в Риме навсегда останется, деток выведет… А я вот слышал, что птица Рух питается не булками и не червяками, а чумками. Обычно она ловит и ест собачьи чумки, их легче поймать. Но и настоящей, человечьей чумой не брезгует. Сидит сейчас птица Рух на куполе, облизывается… Оттуда, с высоты, нас хорошо видно…
Опять задумалась Чума.
— А пойду-ка я в Венецию, — сказала она. — Говорят, красивый город. Многолюдный.
И пошла, торопливо постукивая посохом.
— Тетенька Чума! — жалобно позвал ее воробышек. — Я пошутил! Ну, чего ты шуток не понимаешь…
Но Чума не услышала и ушла. И эпидемия в городе кончилась. Благодарные римляне поставили на вершине купола Мавзолея фигуру ангела, вкладывающего меч в ножны. И правильно — воробей в качестве памятника на куполе смотрелся бы куда менее эффектно.
— Теперь мораль…
— Знаю! — воскликнул Чижик. — «Одни работают, а другим за это памятники ставят!»
— Нет, ну что ты! Ангел же правильно предсказал окончание эпидемии! Его справедливо увековечили! На самом деле мораль такая: «Всякое зло добра боится». Посмотри, какие ангелы красивые. Их позднее на мосту поставили, в 17 веке. Архитектор Бернини с товарищами делал.
— Большие какие, — уважительно заметил Чижик. — Красивые, беленькие… печальные. Ой, а вот этот веселый! У него в правой руке мороженка! Ой, и в левой тоже мороженка!
— Да что ты! — возмутился Чивио. — Ангелы мороженого не едят.
— Бедняги, — пожалел Чижик. — А что это он держит непонятное? Я думаю, что все-таки мороженое. Поэтому и веселый такой. Очень хорошие ангелы. Особенно этот, с мороженкой.
— Кстати, — сказал Чивио. — Пора и нам перекусить. И на ночлег устраиваться. Я тебе покажу отличное местечко под карнизом дворца Памфила на площади Навона. Но сначала заскочим поесть спагетти.
— Я, конечно, съел однажды пять «бродячих собак»… ну, булок в кафе «Бродячая собака». Но обычно я не ем, — отказался Чижик. — Я бронзовый.
— Что? — изумился Чивио. — Ты не ешь спагетти? А пенне? А равиоли? А лазанью?
— Да я бронзовый!
— Ты можешь быть хоть мраморный. Но в Италии все едят пасту — это разные макароны. Так что полетели в пастицерию.