Во всём не похожи чижики: у Мишки кожица светлая, а у Олечки — смуглая. Мишкин рыжий хохолок превратился в золотистые волосики, а у Олечки они так и остались тёмными. Но у обоих малышей волосы как будто нарочно завиты в густые крупные колечки.
— Спокойной ночи, чижики! — шепчет Лёша и натягивает на себя одеяло.
Он почти засыпает, как вдруг Мишка начинает ворочаться, плакать:
— Ма!.. Ма!..
— Вот какой, ведь Олечку разбудит… — ворчит Лёша и собирается позвать маму, но она сама уже торопливо входит в комнату.
— Ты что ж это брату и сестре спать мешаешь? — шепчет мама.
Она перепелёнывает Мишука и тихонько напевает:
— Лю́ли-лю́ли… прилетели гу-ули-и…
Даже с закрытыми глазами Лёша знает, что мама улыбается.
— Ста-али гу-ли ворко-ова-ать…
Лёша слушает и тоже улыбается: сейчас мама скажет: „Сели гули на кровать…“
Лёша очень любит эту простую, ласковую мамину песенку. И, хотя он уже большой, ему так и кажется, что вот-вот опустится на одеяло стайка голубей. Наверно, и чижикам тоже будет так казаться, будто мамины гули по-настоящему прилетят к ним.
— Ста-али гули ворко-овать…
Лёша закрывает глаза.
Помощники
Звонок!..
Лёша бежит в коридор.
Это Рита и Павлик.
— Можно? — тихонько спрашивает Рита.
Лёша кивает:
— Мама позволила!
Ребята торопливо стаскивают калоши с валенок, снимают шубы.
Рите особенно не терпится поглядеть на чижиков.
Лёше немножко досадно, что малыши как раз сейчас вздумали плакать.
— Ба-а… Ба-а!..
— Ля-а… Ля-а-а!.. — доносится из комнаты.
И Павлик спрашивает:
— Это они так ревут?
— Не ревут, а плачут, — сейчас же поправляет Рита. — Думаешь, ты не плакал, когда был маленький? Ведь правда, Лёша? Пойдём скорее к ним! — торопит Рита.
Но Лёша заставляет ребят мыть руки и придирчиво разглядывает Ритины докрасна натёртые ладошки.
— Теперь можно! — наконец важно объявляет Лёша и ведёт приятелей к малышам.
— Здравствуйте, тётя Лена! — вежливо говорит Рита и тихонько подталкивает Павлика.
— Здравствуйте, тётя Лена, — тоже очень вежливо говорит Павлик, — мы…
— Ба-а!.. — как будто нарочно снова кричит Мишка.
Павлик испуганно глядит на малыша:
— Ой! Как он громко-то! А сам маленький…
— Что ж вы, чижики, так плохо гостей встречаете? — смеётся мама. — Вон Павлик даже испугался!
— Это он с непривычки, — оправдывает друга Лёша, а Рита незаметно толкает Павлика.
— Вот ещё какой, — сердито шепчет она. — Пойдём поглядим поближе, — предлагает Рита, но Павлик мотает головой и пятится, а Рита наклоняется над Мишуком.
— Агу… Агу… Не надо плакать! — ласково уговаривает она. Рита смотрит, как Лёшина мама заворачивает Олечку, а потом помогает ей складывать пелёнки и рубашечки и всё время что-то рассказывает, рассказывает…
Чижики засыпают…
Мама уходит в кухню гладить, а Рита подсаживается к Лёше с Павликом, и они играют втроём.
Погремушки
Ну и день! Ни на минуту нельзя выбежать во двор: с тёмного неба всё время льётся скучный дождь. Совсем непохоже, что скоро на дачу.
Нехороший сегодня день: стал Лёша коробочку из картона клеить, а она получилась кривая. Вот и из пластилина ничего не выходит.
Лёша сидит за столом и смотрит в окно на серое небо: сколько же ещё там воды, в этих тучах?
За занавеской, в столовой, стрекочет быстро-быстро мамина швейная машина. А за Лёшиной спиной на все лады гремят погремушки. Даже не оборачиваясь, Лёша знает, какие погремушки Мишука, а какие — Олечкины. Да это и нетрудно угадать: сестрёнка погремит-погремит и устанет. И долго молчат её попугаи и колечки. Зато Мишук колотит без передышки, громко угукает, приговаривает что-то на своём непонятном языке и иногда весело-превесело визжит. А если уронит игрушку — кричит на всю комнату.
Вот и сейчас его погремушка молчит, а сам Мишук лежит, сопит. Реветь, конечно, собирается.
— Ну и пусть ревёт! — решает Лёша. — Ни за что не встану!
— Лёша, ты что же не поможешь Мишуку? — слышится мамин недовольный голос.