– Мы многое знаем, на то мы и разведка,- продолжал я.- Мы знаем, что вы хорошая патриотка, что вы очень умная женщина и что у вас большие знакомства. Наконец, нам известно, что вы обладаете настойчивостью и при желании всегда добьетесь ваших целей. Поэтому, нуждаясь в вашей помощи, я и решил прямо обратиться к вам.
– Чем же я могу быть полезной,- уже более мягко сказала она, польщенная моими словами.
– Я хочу просить вас принять участие в нашей работе и надеюсь вы принесете очень много пользы. Особенно ценя вас, я предлагаю вам сразу исключительные условия. Я готов платить вам пятьдесят рублей золотом за каждый рапорт. Так что если в месяц вы дадите 30 рапортов, это составит 1500 рублей золотом или 30 миллионов на нынешние бухарские деньги. Конечно, в вашей работе понадобятся непредвиденные расходы. Вам также нужно будет иметь хорошие туалеты. Это все также будет оплачиваться нами,- соблазнял я ее.
Она сидела и некоторое время обдумывала. Предложение для нее, видимо, заманчивое, но что-то ее удерживало согласиться.
Наконец, она заговорила:
– Да, все это хорошо, но я боюсь, что кто-нибудь узнает, что я у вас работаю шпионкой, а у меня родные, они скажут! Наконец, жених…
– Вы можете быть уверены,- прервал я,- что никто не будет и не должен знать. Мы даже наружно не будем подавать вида, что знакомы, а наши встречи будут происходить на конспиративной квартире,- уговаривал я.
– Хорошо, я согласна. Только имейте в виду, я не буду ничего писать своей рукой. Я только буду сообщать что вам нужно, словесно.
– Прекрасно, это для нас безразлично,- согласился я, делая радостное лицо.
– А теперь говорите, что нужно, а то уже поздно. Я дал ей пустяковое задание и адрес конспиративные квартиры, где мы должны в будущем встречаться. мы вышли из кабинета, и я предложил ей ехать дальше одной, дабы не быть компрометированной такой кампанией.
Вечером того же дня состоялся очередной доклад Окотову.
– Ладно, а что ты думаешь делать с ней дальше? – спросил он.
– А вот подожди, втянем ее постепенно в работу, там видно будет,- ответил я, хотя признаться и сам не знал, что я буду делать дальше. Но я был уверен, что обстоятельства подскажут.
Кацман начала работать очень усердно и добросовестно. Я ей давал все более сложные поручения, и она выполняла их без особых затруднений. Она уже могла дать много сведений о красноармейских частях, стоявших в Кагане. Она освещала жизнь и деятельность тогдашнего афганского консула в Бухаре Расула. От нее же я имел сведения о деятельности восставшего Энвер-паши7. Одновременно моя агентура следила за самой Кацман и выяснила, что она со своим женихом являются душой секретной разведки Совета народных назиров. По-видимому,
пользуясь тем аппаратом, она легко выполняла мои поручения, зарабатывая себе личные деньги.
Теперь она была менее осторожна со мной. Она уже подписала несколько расписок в получении денег от меня. Она заполнила анкету, где ее настоящая фамилия стоит рядом с ее кличкой. Наконец, она даже принесла в последний раз два рапорта, написанных ее рукой. План расправы в голове у меня созрел.
Однажды Кацман по обыкновению пришла на конспиративную квартиру. Она застала меня сидящим за столом с печально опущенной головой.
– Что с вами? – спросила она, усаживаясь в кресло.
– Плохие дела,- начал я,- вчера ночью напился пьяный и не знаю, где потерял портфель. Сегодня я искал по всем местам, где был вчера, но портфеля не нашел.
– А что там были деньги? – равнодушно спросила она.
– В том то и дело, что не одни только деньги,- я сделал паузу.- Вы знаете, как я скрываю вашу работу для нас. Так вот, чтобы никто не знал о нашей связи, я все ваше личное дело всегда хранил при себе в портфеле. И вот теперь портфель пропал, вместе с бумагами. Не знаю, что и будет.
Мгновение она сидела и соображала. Затем она вскочила как ужаленная.
– Так что же вы сидите? Нужно же разыскать. Ведь что будет со мной, если кто-нибудь прочтет эти бумаги. Я же тогда пропала. Что скажут мои родные! Ах! – и она начала плакать.
– Бросьте, не нервничайте! – раздраженно остановил я ее.- Моя агентура сейчас разыскивает портфель, и, я надеюсь, он будет найден.
Она ушла заплаканной. Я взял телефонную трубку, вызвал трибунал и соединился со следователем-узбеком Хитаровым. Он являлся нашим секретным агентом, и я попросил его прийти ко мне.
– Вот что, товарищ Хитаров,- встретил я его,- пошлите, пожалуйста, за своей подписью повестку на бланке трибунала по этому адресу.
– Хорошо,- ответил он, читая адрес.- А что мне делать, когда она явится ко мне?
– Не беспокойтесь, она не придет. Видите ли, это частное дело между нами, я ей симпатизирую, но она очень горда. И вот я хочу ее немного попугать,- объяснил я смущенно.
Спустя два дня Кацман буквально влетела ко мне.
– Смотрите, я получила повестку из трибунала. Вероятно, по поводу этих несчастных бумаг. Боже, я буду делать?
– Слушайте, Софья Владимировна, я знаю этого следователя. По моим сведениям, он большой взяточник, не ходите в трибунал, и я постараюсь поговорить с ним. Я, вероятно, смогу уладить дело. Не беспокойтесь, идите домой и приходите завтра в это же время. Я вам сообщу о результатах.
На следующий вечер она пришла. Я поджидал ее с серьезно-озабоченным лицом.
– Ну как? – спросила она, не успев войти в комнату.
– Не знаю, как и сказать. Я был у следователя, бумаги у него. Он обвиняет вас в международном шпионаже. В конце концов он согласился потушить дело, просит 40 миллионов взятки. А я такими деньгами не располагаю,- закончил я.
– Слушайте, товарищ Азадов (я тогда работал под этой фамилией). Найдите эти деньги, я вас умоляю. У меня есть накопленные 8 миллионов; я их передам вам, а остальные я отработаю. Только прекратите это дело во что бы то ни стало,- просит она, и слезы катятся по щекам.
Я сидел в раздумье минуты три. Затем внезапно обратился к ней:
– Слушайте, Софья Владимировна, с одной стороны, вас жалко и вместе с тем обидно, что вы со мной откровенны. Ведь вы же одновременно работаете в агентуре Совета бухарских назиров. Почему бы вам взять денег оттуда.
– Откуда вы знаете, что я там работаю? – спросила она, покраснев.
– Я вам уже говорил, что нам очень многое известно. Поскольку мы начали говорить откровенно, давайте продолжать. Хотите, я заплачу следователю 40 миллионов и буду продолжать платить вам по миллиону, как раньше. Я сделаю это при одном условии.
– Каком? – спросила она.
– При условии быть со мной абсолютно откровенной. Если вы сейчас же назовете всех руководителей и агентов секретной разведки назиров и задачи, которые они поручали вам, то я завтра же покончу со следователем и все по-прежнему останется только между нами,- предложил я.
Короткое молчание.
– Хорошо, я согласна. Пишите, я буду говорить.
В этот вечер я получил полный список всей бухарской агентуры, и из заданий, которые назиры давали этой агентуре, мне стало ясно, что вдохновителем восстания против Бухарского правительства являются сами же члены этого правительства.
Теперь оставалось отправить Кацман куда-нибудь подальше, чтобы она не могла помешать нашей дальнейшей работе.
– Прекрасно. Дело в том, что следователь просил, чтобы вы уехали недели на две из Бухары, дабы он смог начисто, без всяких подозрений, уничтожить начатое против вас дело. Куда бы вы могли поехать на недельку? – спросил я, укладывая в карман полученные сведения.
– У меня тетка живет в Самарканде. Я могу поехать к ней,- ответила она.
– Так вот вам еще пять миллионов и завтра же выезжайте в Самарканд. Отдохните там неделю – две, затем приедете и будем продолжать работать,- закончил я, вставая.
Той же ночью я сидел в своей комнате отеля "Европа" и составлял обширную сводку на основании полученных материалов. Через открытый шкаф вошел Окотов.
– Ну, все кончено,- обратился я к нему.- Подпиши вот эту телеграмму и завтра можешь опять свободно расхаживать по городу.
И я рассказал ему мой последний разговор с Кацман.
– Я же тебе с самого начала говорил, что эта женщина окажется полезной,- смеясь, сказал Окотов, подписывая телеграмму, которая гласила: "Самарканд. Начальнику особого отдела ВЧК. Сегодня наблюдением нашего агента выезжает Самарканд Кацман София, повторяю Кацман София. По прибытии немедленно арестуйте Кацман Софию, содержите до особого распоряжения. Окотов".