В Брянске решили ради укрепления дисциплины и предупреждения тем самым многих бессмысленных потерь определить предельную меру наказания провинившемуся, предав его суду.
Я думаю, что будь Чкалов в 1-й Краснознаменной под командованием Бати, его не посадили бы в тюрьму даже за такое весьма опасное самоволие.
Но нельзя и обвинять брянских авиационных начальников — строгость и жесткая требовательность были и должны всегда оставаться для всех уровней руководства авиацией, иначе многие самонадеянные летчики будут бессмысленно гибнуть.
Однако следует при этом осудить и другую крайнюю позицию, когда не была принята во внимание необычность таланта Чкалова, и его осудили, решив подстричь под одну гребенку.
Итак, Чкалов был осужден. 2 января 1929 года его посадили на один год в брянскую тюрьму. Однообразно тянулись дни в камере № 12. Он думал о семье, о друзьях-летчиках.
С первого дня стал вести записи в тетрадке.
«Камера маленькая, но теплая. Как пришел, так сразу же начал писать. Ночью уснуть долго не мог. Мысли о Лелюсике и Игоре не давали покоя. Как-то они там в Ленинграде… Неудачник я в жизни. Если бы не было Лелюсика и Игоря, я бы жить не стал. Это малодушие, но это так…»
Перечитал все книги, которые давались арестованным, записи продолжал.
«Скука страшная, тяжелая, гнетущая тоска. Днем спал. Проснулся. Принесли обед. Сидел, лежал, ходил, все надоело. Написал Лелюське первое письмо. Завтра оно попадет на почту. Лелюська будет его читать и плакать. Спокойной ночи, Лелик, наша жизнь еще впереди».
И все-таки было бы ошибкой полагать, что Чкалов оказался в одиночестве. Многие сочувствовали его горю, а такие, как бывший командир отряда Павлушов и командир звена Леонтьев, приезжали из Ленинграда навестить Валерия и поддержать его морально. Немало сочувствующих было и в Брянской авиационной части.
Даже сердца надзирателей тюрьмы были тронуты тем, как тяжело переживает летчик случившееся, и они пропускали мимо глаз запрещенные передачи от него на волю. С их молчаливого согласия Ольга Эразмовна вынесла написанную в ЦИК СССР просьбу о помиловании, и Михаил Иванович Калинин незамедлительно, задолго до срока освободил Чкалова из заключения.
В ОсоавиахимеИтак, в тюрьме Чкалов пробыл 19 дней. Его демобилизовали из армии, и он приехал в Ленинград к семье. Некоторое время не мог устроиться на работу, стал мрачным и замкнутым, почти перестал разговаривать даже с близкими.
Конечно, он страдал ужасно и иногда говорил: «Брошу, Лелик, летать… Буду учиться. В вуз поступлю».
Ольга Эразмовна поддерживала эту идею с вузом. Но после первых же слухов от товарищей из Москвы о том, что его простят за прошлые грехи, растаяли все мысли об учебе.
Его приняли на работу в Ленинградский осоавиахим — на самолете «юнкере» он катал желающих полетать.
Конечно, талантливому истребителю эта работа — катать пассажиров — была не по душе, и, естественно, он продолжал тосковать по военной авиации.
Но пока Валерий Павлович еще летает на осоавиахимовском «юнкерсе», вернемся к его аварии и оценим меру наказания летчика.
Мне, как близкому другу пострадавшего, будет трудно в этом случае остаться на объективных позициях, поэтому приведу мнение известного авиационного авторитета, выдающегося летчика, генерал-полковника авиации М. М. Громова, у которого, как помнит читатель, Валерий учился в Серпуховской школе воздушного боя, стрельбы и бомбометания.
«Года через два-три после того, как встретился с Чкаловым впервые, я снова услышал о нем. О Валерии Павловиче отзывались так: «Безмерно храбр, но недисциплинирован». Рассказывали, что в воздухе он проделывает маневры, при которых жизнь его висит на волоске. И главное, совершает их без особой надобности, просто от избытка энергии.
В этих рассказах я узнавал того самого пилота, с которым встретился в школе. Да, он и тогда не любил спокойной, будничной работы — ведь и в воздухе есть свои будни. Он стремился к полетам ярким, необычным; в нем чувствовалась русская удаль и отвага.
Этому человеку нужно было поставить задачу, указать такую цель, которые дали бы ему возможность развернуть во всю ширь свои замечательные способности.
К сожалению, подчас не оказывалось возле него людей, способных оценить его достоинства по-настоящему. Иные мерили Чкалова на свой аршин. А он был выше их на голову. Не сумев найти для Чкалова настоящего дела, они обрушивались на него за недисциплинированность, за лихачество. Он получал выговоры, сидел на гауптвахте, ему досаждали мелкими придирками и наконец в 1929 году демобилизовали из ВВС.