Восклицательный знак — уже от меня, не удержался поставить…
После иронической фразы о принципах выбора мяса в условиях отсутствия выбора приводился нехитрый, адаптированный к обстоятельствам времени рецепт ростбифа.
В среду пришла Юлия.
Я еще спал. Самые нелепые сны снятся почему-то под утро.
Уже наяву, застегиваясь, дооблачаясь и думая, что все — таки не ко мне, шел, спотыкаясь, к двери.
Нет, стояла девушка в светлом плаще с приподнятым воротником.
«Здравствуйте. Олег Николаевич — вы?» «Я», — сказал я. «Я курьер. Меня зовут Юлия». — «Здравствуйте, Юля». «Юлия, — поправила гостья. — Я курьер».
То, что курьер, только сбило меня. От жены, я подумал. Повестка, наверное, в суд. Хотя какая повестка? С курьером…
Она видела, что не врубаюсь. «Долмат Фомич просил забрать материал для газеты. Знаете такого?» Я обрадовался: «Ну, конечно, а как же? Вы проходите. Что же вы не проходите?»
В общем, впустил.
«Готов материал?» — «Да какой материал!.. Тоже мне материал!.. Два материала… (Ворчу.) Я бы сам занес. Не тот случай». — «У них еще нет офиса. Адрес редактора никто не знает». — «Но вы-то знаете?» — «Я знаю… И потом, за меня не беспокойтесь, я не перетрудилась. Вы у меня за все время первый… — она запнулась, — не клиент, а как это?.. Адресат?» «Сослуживец», — предположил я. «Хотя бы», — согласилась курьер.
Я поинтересовался: «А давно вы работаете?» — «Два месяца». — «И что же за два месяца ни с кем не… сообщались?» — «Ни с кем. К вам первому». — «То есть числитесь просто?» — «Нет, почему же, просто работы не было… большой». — «А сейчас появилась… большая?» — «Как видите. Ну так где ваш труд?»
«Раздевайтесь, — сказал я, спохватившись. — Я сейчас принесу».
«В другой раз, — сказала она. — Мне некогда».
«Некогда, некогда», — постукивало у меня в голове, когда поднимался к себе по лесенке. Там, на матрасе, записей не было. И под матрасом не было. Я сосредотачивался, вспоминал, не к месту и не ко времени заторможенный. Вспомнил. Вложено в «Кулинарию».
Вниз спустился, подошел к телевизору. Так и есть: между вклейкой Телятина и вклейкой Свинина… Но почерк ужасный какой!.. Какие каракули!.. Фу ты, как нехорошо, как некрасиво!.. Да о чем же я думал, когда это все выписывал?..
Я вернулся к Юлии. «Знаете, я, пожалуй, перепишу. А то жуть какая-то…» «Сойдет», — сказала курьер и, свернув мои бумажки в трубочку, засунула в карман плаща.
Работа, конечно, не весть какая, но можно было бы и поаккуратнее.
«Это черновик. Я переделаю. Перепишу». — «Я вам сама перепечатаю. Не беспокойтесь». — «Еще чего не хватало! — Я попытался вынуть торчащую из кармана трубочку. — Вы же курьер!» «Драться будем?» — насмешливо спросила Юлия, резко от меня отстраняясь.
Ах вот ты какая … Ну что ж, я в конце концов к вам не напрашивался.
Пускай.
«Газета. Выйдет. Когда». — То был мой вопрос.
«Не знаю. Ее давно выпускают. Все не выпускается …» — «Но деньги платят». — «У нас богатые спонсоры».
«Тогда мне вот что скажите, Юлия … Который час? У меня часы не заведены». (Тю — тю.) «Двенадцатый. Долго спите, Олег Николаевич». — «Разве заметно, что спал?» — «Заметно, что еще не проснулись». — «Ну уж нет! — сказал я и замотал головой: мол, проснулся. — Проснулся».
«Приходите в пятницу на заседание». — «Куда?» — «Туда же, в Дубовую гостиную. Кстати, Долмат Фомич просил передать, что вы записаны в писательскую библиотеку. Для работы. Счастливо».
Я закрыл за ней дверь.
Итак, это называется «для работы». Не знаю, догадывался ли Долмат Фомич, но книг у меня при моих обстоятельствах, в самом деле, не было ни одной — кроме той, терентьевской «Кулинарии». За тем же, допустим, «Онегиным» надо куда-то пойти, и вот я иду не куда-то туда, а туда, куда велено: в читальный зал, шутка ли сказать, писательской библиотеки (знать, и на эти сферы распространилось влияние моего покровителя).
Был принят ласково. «Ах, так это вы? Вы из Общества библиофилов?»
Миловидная женщина достала мой формуляр, он уже был заполнен, оставалось только поставить подпись. Больше вопросов не задавала. Тогда я сам полюбопытствовал: «А что, вы всех членов Общества записываете в библиотеку?» — «Нет, конечно. Вы же не члены Союза писателей. Только три места на все ваше Общество».
Какая честь, подумал я, неужели я третий?
«Вы второй», — сказала библиотекарша. «А кто первый? Долмат Фомич, наверное?!» — «Нет, другой». — «Профессор Скворлыгин?» — «Нет, вы не знаете его». — «Его или ее? Зоя Константиновна, да?» — «Нет. Терентьев Всеволод Иванович». — «Так ведь он же умер». — «Умер, — согласилась библиотекарша. — В таком случае вы не второй, а первый. Еще две вакансии… Вообще-то это нас не касается. Союз писателей сам по себе, а ваше Общество само по себе. Что будем читать?»