Член Партии
К северной стене пробились к вечеру. Коксов опустил кирку, уселся на камень, вытер
лоб тыльной стороной ладони, улыбнулся застенчиво.
-Оксана Евгеньевна, можно закурить?
Оксана Свириденко поправила волосы; ее сиськи, выглядывающие из выреза топика,
завязанного узлом в районе пупка, белели в свете факела. Коксов отвел глаза.
-Курите, Леонид Романович.
Коксов достал сигареты, закурил.
-Оксана Евгеньевна?
Свириденко оторвала глаза от испещренной иероглифами стены и посмотрела на
напарника.
-Как вы думаете, это все правда?
-Что правда?
-Ну, что рассказывают про него?
Оксана усмехнулась, дотронулась рукой до изображенного на стене фаллоса.
-Леонид Романович, вы же сами знаете, что неправда.
Коксов почесал бороду.
-Да, знаю. Однако, они же в него верили, как в божество. Неужели, вы не
испытываете ни малейшего трепета, находясь здесь, у его гробнице? А, Оксана Евгеньевна?
Свириденко, казалось, задумалась.
Коксов затянулся сигаретой, разглядывая барельеф на стене.
Это было нечто древнеегипетское, а вместе с тем, с изрядной примесью сталинского
ампира. Люди с головами птиц перемежались с пятиконечными звездами, и пышнотелыми
колхозницами, точно младенцев, держащими на руках снопы пшеницы. Барельеф изображал
процессию, направляющуюся к пирамиде, увенчанной кремлевской звездой. Кроме
птицеглавов и колхозниц, в процессию входили весталки храма Амона в широких и длинных
(до пят) одеяниях, оскопленные юноши (голый низ, сверху — костюмчики воспитанников
суворовского училища), сакральные проститутки, одетые, как героини фильма
«Интердевочка» и с соответствующими прическами, горгонообразные старухи, несущие в
левых руках собственные непричесанные, сморщенные головы, благообразные старцы с
длинными любовно расчесанными бородами, и эрегированными членами, к которым
припали головами люди в военной форме, евреи - гермафродиты, несущие на руках
иссеченное дамасскими клинками тело Ясира Арафата, карлики с распоротыми животами, в
которые вставлены электрические экономичные лампы в 100 ватт. За пирамидой - сидит
некто, чье лицо скрывает пятиконечная звезда, однако, над звездой видна головка
исполинского члена, с воткнутым в каналец свернутым трубочкой Планом Расширения
Московского Метрополитена за 1976 год. Некто обнимает пирамиду таким образом, что на
ребрах пирамиды видны его ладони, а у подножия, - крупные босые ступни с испещренными
грибком ногтями.
Что-то пробежало по руке, Коксов невольно вскрикнул.
Жук-скарабей.
-Ах же дрянь ты этакий.
Леонид Романович сбросил жука на каменный пол и раздавил. Поднял глаза на
Свириденко.
-Оксана Евгеньевна.
Женщина встрепенулась.
-А?
-Вы мне так и не ответили.
-Простите, Леонид Романович, я … я отвлеклась. О чем вы спросили?
-Я спросил, Оксана Евгеньевна, - несколько обиженным тоном сказал Коксов. -
Испытываете ли вы трепет, находясь у гробницы Члена Партии?
Оксана Евгеньевна засмеялась, обнажив ряд белоснежных зубов.
-Леонид Романович, о каком трепете вы говорите?
Коксов отчего-то смутился.
-Ну, как же, все-таки божество, на него полстраны молилось...
-Ах, вот вы о чем.
Оксана Евгеньевна полезла в подсумок, вынула фотоаппарат.
-Нет, Леонид Романович, такого трепета я не испытываю. Все-таки Член Партии —
мертвое божество.
Она усмехнулась.
-Да, мертвое. Но трепет исследования, который, вероятно, испытал Шлиман, я
ощущаю. Давайте, однако, работать, Леонид Романович.
Свириденко принялась фотографировать барельеф.
Оксана Евгеньевна соврала Коксову, которого всегда считала человеком, как
минимум, недалеким, а то и просто глупым.
Она испытывала не только исследовательский трепет.
Свириденко сфотографировала фаллос, повернулась к Коксову.
-Леонид Романович, - ее лицо стало строгим до сердитости. - Пора.
Коксов потянул фаллос, легко скользнувший вниз, точно был выполнен не из камня, а
из металла, и регулярно смазывался. Над рычагом надпись на древнеегипетском: «Не
гнушайся».
Свириденко дышала тяжело, ее сиськи вздымались, на коже выступили капельки пота.
В подземелье до поры до времени было тихо, но затем послышался скрежет камня,
похожий на урчание тасманийского дьявола. Стена с барельефом медленно поползла вверх.
Посыпалась пыль.
Коксов чихнул, Оксана Евгеньевна натянула на лицо свитер.
Стена поднялась до потолка, замерла. Сережет прекратился. Осела пыль.
-Боже милосердный, - охнул Коксов.