- Хочешь еще, да?
- Нет!
- Да точно хочешь, шкура. Все вы хотите.
- Нет, нет, пожалуйста, прошу...
Машина остановилась.
Она как будто раскололась внутри себя.
Одна часть ее личности была загнанной в угол маленькой девочкой, в глазах которой стояли слезы. Ее трясло, внутри у нее вращалась размалывающая органы в кашу мясорубка - перекручивающая ее, выжимающая последний дух из ее сизых легких. Ей хотелось сгорбиться, спрятаться, сделать себя меньше и незаметнее. Заползти в темное место, заткнуться, не дышать, сжать себя руками, удержать себя и унять дрожь пронзившую тело. Сердце было тараном, крошащим ее внутренние стены в труху. Еще немного и изо рта у нее полезет песчаник и осколки гранита.
Хочется царапать себе живот, чтобы выдрать, то, что сидит в ней и мешает даже вздохнуть. Это зерно...этот ублюдок, словно смотрит сквозь нее прямо в глубину этого затхлого колодца. Его голос - стоялая тина, запах от его пальцев - плесень и уксус, улыбка на вкус как осьминожья икра.
Она боится.
Она испуганна.
Ее тень спряталась в глубине ее зрачков.
Другая часть абсолютно спокойна. Собрана и готова к действию. У этой части ей миссия, и она знает, что ей нужно делать. Вместо кожи у нее - хитиновый панцирь, и Руслана она разглядывает очень пристально. Восемь глаз смотрят на него, жвалы скрипят и трутся друг о друга. В уголках ее рта выступает слюна, ярко-белая и липкая, словно семя...или паутина.
Этот человек угрожает ей, поэтому она не будет спускать с него глаз. И дрожать она тоже не будет.
Пауки никогда не дрожат перед грозным шершнем, увязшем в паутине.
Так говорила Мать-Паучиха.
- Ну, ведь хочешь ведь правда? - Руслан облизнул губы. Его язык напомнил ей личинку - Хочешь еще дернуться?
- Пожалуйста, прошу, не надо, - сказала Пелагея дрожащим голосом. - Я...я не буду дергаться.
- Сладко стелешь, - фыркнул он, вдавливая лезвие ей в кожу. Она сглотнула и замерла, в ожидание удара. - Все вы так начинаете стелить, но я тебя шкура насквозь вижу, так что не дергайся.
- Не дергаюсь.
- Точно не дернешься?
- Точно.
- Клянись, - резко каркнул Руслан. Его глаза были расширенны, зрачки дрожали и трескались. Меж зубов вскипала слюна. С нуля до сотни этот парниша разгонялся предельно быстро.
- Клянусь?
- Клянись, шлюха!
- Клянусь! - почти завизжала Плагея, чувствуя, как лезвие впивается в кожу все сильнее и сильнее
- Нет, скажи, так как надо. Я - шлюха, клянусь слушаться и не дергаться. Скажи именно так!
- Я..я..я ш… - язык Пелагеи начал заплетаться. Слова вязли внутри, будто в ее легкие залили болотную тину.
Руслану это не понравилось.
Удар!
Голова Пелагеи резко мотнулась назад. Рукоятка (крепкая же, однако!) ножа вновь угодила ей в скулу. На этот раз боль не пришла к ней вкрадчивым любовником - она ударила в нее с деликатностью несущегося вперед тепловоза. Крик рвался из легких, но Руслан ударил ее во второй раз - свободной рукой в нос.
Сейчас Пелагея могла только хрипеть.
Она попыталась закрыться руками, но он обрушил еще один удар - на это раз ей в левое плечо. Рука ниже удара тут же стала ватной и тяжелой. Пелагея опустила руку, и тут же получила удар в челюсть, прямой и сильны, откинувший ее к пассажирской двери.
Кажется, она отрубилась на секунду.
Перед глазами плыло багровое марево.
Кровь хлынула из разбитого носа.
Голова стала тяжелой и забитой свинцом.
Череп как будто раскололся пополам.
Пелагея могла только стонать, пытаясь не захлебнуться собственными соплями и кровью. Губа распухла, рот наполнился соленым, а кто-то очень заботливый вбивал ей в висок гвоздь за гвоздем.
Боль теперь была везде, она заполнила мир, стала раскаленной сетью, стягивающей ее со всех сторон. Она почувствовала, как из носа хлынула кровь. Сложно было даже вздохнуть. Очки почти слетели с нее, но у нее хватило сил рефлекторно поправить их.
Ей хотелось закрыть глаза и забиться в самый дальний угол машины, чтобы уже никто ее не трогал и не бил. Удары ошеломили ее. Часть ее все так же спокойно прищелкивала жвалами и просила снять очки. Тебе не обязательно нужно это терпеть, достаточно снять очки, шептала она сама себе. Почему ты позволяешь ему себя бить?