Тишина, а затем истошный крик.
Дальнобой перевернулся на спину, зажимая руками нос. Все его лицо было залито ярко-красным, кровь текла весенним ручьем по рукам и подбородку. Его глаза были выпучены от шока и боли. Крик быстро перешел в хрип раненного зверя.
К нему тут же подскочило несколько человек.
- Как же его угораздило то, дубину, - сказал кто-то слева от Пелагеи.
- На ровном месте, - вторили голосу справа.
Музыкальный центр превратился в крошево - дальнобойщик приложился об него лицом всем своим весом.
Хрип перешел в глухие стоны и бульканье. Кровь уже образовала на полу небольшую лужицу. Когда он убрал руки (точнее их разжали) вместо носа и передних зубов у него было костяное месиво с ошметками мяса.
Увидев это, Пелагея залилась звонким смехом. Пронзительным и жестоким.
Когда все в этой придорожной столовке посмотрели на нее, она смущенно улыбнулась и отмахнулась рукой.
- Просто анекдот вспомнила, - сказала она первое, что пришло в голову.
***
Дождь кончился, оставив после себя только бесконечные лужи и вязкую грязь.
Дальнобои разъезжались. Только грузовик, на котором приехала Пелагея, стоял в стороне серой тенью, дожидаясь, когда его хозяин вернется из больнички.
Время поджимало, но на Пелагею напало какое-то оцепенение.
Она неотрывно смотрела на поверхность огромной лужи, будто следя за чем-то в ее глубине. Жидкая грязь образовывала непроницаемую вязкую пленку, сквозь которую невозможно было, что-либо разглядеть, но Пелагея смотрела куда глубже этой лужи. Ее глаза, спрятанные за круглыми темными стеклами очков, проникали в тонкий мир, где фиолетовые нити, родившиеся в недрах грозовых облаков, погружаются в утробу земли. Могилы предков, старые кости мира, захоронения полные проклятого металла и сухих костей, духи запертые в подземных кавернах и глаза...глаза везде, слишком много глаз, они смотрят слепо куда-то вдаль. И за всем этим - воды Черного океана, полные тьмы и теней, в которых живут левиафаны.
Пелагея закрыла глаза.
Это древняя земля.
Каждый шаг здесь это шаг по старым костям.
- Что я делаю со своей жизнью, - прошептала Пелагея и закрыла лицо руками. Она прислонилась спиной к жестяной стене гаража, как гриб прилипшего к боковой стене столовой.
Окружающий мир не соблаговолил ей ответить.
Путешествие уже отняло у нее почти все силы, а того что осталось еле бы хватило добраться до пункта назначения. Это если бы дорога была гладкой, но почему-то перед ней вырастает препятствие за препятствием. И сил биться головой в каждое из них у нее просто не было.
Вчера вечером она вытащила обратное Кано. Руна лишения сил. Она обесточена, словно трансформаторная будка, у которой обрубили все кабели.
Пелагея пытается вздохнуть полной грудью, но даже на это у нее не хватает сил.
Этот сранный дальнобойщик должен был довезти ее почти до самого пункта назначения, и что ей сейчас - извините за вопрос - блин, делать?
Единственный способ работы с обратной Кано - это не терять веру в себя. Ведь так ее учили Старые матери?
- Ладно, соберись, - тихо сказала себе под нос Пелагея и сама поразилась, насколько слабо и неуверенно прозвучал ее голос.
Все в порядке.
Ты семя прорастающее и восходящее. И сквозь камень и сталь ты найдешь путь наверх. Так говорила ей Паучиха.
Здесь тихо.
Все разъехались, надсадный шум их движков стих и на этой заправке воцарилось спокойствие. Море травы было недвижимым, лишь легкий ветерок гулял по самым кончикам травы.
Небо стремительно разъяснивалось. “Разъяснилось” - так местные говорят. Облака кажутся, изъедены язвами, которые расширяются, превращаясь в настоящие раны. Из них на степь и серый асфальт трассы изливалась синева неба и солнечный свет.
Этот пит-стоп на автостраде казался предбанником буддийского монастыря, затерянного в гималайских скалах.
Все такое спокойное.
Дворняги вышли из своего укрытия и теперь играли в лужах, разбрызгивая во все стороны грязь и мутную воду.
Из столовой пахло рубленной бараниной и вареным тестом - поставили новую порцию бууз.