Ха, зачем напрягаться, когда можно обожраться морского коктейля, залиться кокой и порубиться в PS 4, который ей заботливо оставили в главной зале ее апартаментов? Все же отлично.
Было единственное смущающее условие — не выходить наружу. И для того, чтобы ее не соблазнили красоты Эдинбурга, все двери к лифтам и лестницам были заперты на ключ. Громадный балкон был единственной ее отдушиной, но не помог бы с побегом — если бы только Пелагея не умела летать.
А она не умела — это на третьем курсе проходят.
Целый месяц она бездельничала, смотрела сериалы, играла в игры, прыгала по диванам, слушая музыку, и жрала морепродукты всех цветов и размеров — вообщем жила в свое удовольствие. Да, возможно, ей нужно было дергаться, но ее сковывало отсутствие самого важного — выбора. Его у нее попросту не было, так что приходилось получать удовольствие пока это возможно.
А потом наступил тот день. Она очень хорошо его помнит. Детально может воссоздать его в своей памяти. Такое не забывается.
Она проснулась тем утром ближе к полудню.
Одеяло было свалено в кучу на полу, сама она лежала на кровати в позе парашютиста в свободном падении. Слюни засохли на ее щеке, а волосы сбились в колтун. Она медленно открыла глаза, все еще бороздя сонное мелководье и не решаясь выйти на берег.
Тусклое шотландское солнце еле-еле пробивалось сквозь серую пелену облаков. Уже который пасмурный день за эту неделю. Пелагея просто не могла поверить, что действительно существуют такие пасмурные места, в которые солнце заглядывает только время от времени. Но это ее не парило — она не любила жару и солнцепек.
Она неторопясь выползла из своей постели и пошла в душ, попутно пытаясь утрясти свои планы на сегодня. Так-так, поиграть, потом досмотреть таки Евангелион (Агата же попросила), затем снова играть, заказать обед и выйти порисовать на балкон. А дальше как нибудь уж само разрулится.
В душе она включила радио. Играла Кэти Перри. Пелагея подумала пару секунд, но затем пожала плечами и оставила музыку. Сойдет и Кэти Перри.
- Baby you are firework, - подпевала она музыке, стоя под горячими струями душа. Ее тело распаривалось, кожа краснела, а к голове приливала кровь. Сознание избавлялось от последних липких следов сна, и кажется она была готова к свершениям.
За месяц Пелагея настолько вжилась в эти апартаменты, что могла пройти по всем двадцати комнатам и ни разу не влететь в стену и ни об что ни долбануться. Эта тюрьма стала для нее почти домом, но от этого осознание того, что это тюрьма, становилось только четче. Удовольствие от ничегонеделания постепенно улетучивалось, и оставался лишь один вопрос — а что собственно им от нее нужно?
- Куда же ты угодила паучиха? - тихо пробурчала себе по нос Пелагея, вытираясь после душа.
И спросить уже некого — в этих роскошных залах не жили пауки. Даже самые мелкие, которые селятся в доме еще до того, как закончится стройка, и остаются в нем до самого конца — даже их нету. Будто что-то их отпугивало.
Ее солнцезащитные очки ждали ее там, же где она их и оставила — на полочке рядом с подставкой для зубной щетки. Пелагея надела их и взглянула на свое отражение.
Прошел целый месяц, а она так ничего и не узнала о хаосе.
Но видимо Вселенная решила — хватит с тебя Пелагея отдыха, пора бы и поучить тебя.
Когда она вышла в главный зал с чашкой кофе, которая она сделала себе в гостиной, то обнаружила первого настоящего посетителя за месяц.
У роскошного камина, навевающего мысли о рассказах Конан Дойля, стоял мистер Грегори и вертел в руках трость с белым набалдашником. Когда она вошла, он тут же повернул к ней голову, словно почуял ее.
- Доброе утро, Пелагея, - сказал он по-русски. Акцент почти не чувствовался, если только в ее имени. Его он растянул до неприличия.
- Доброе, - осторожно отозвалась паучиха.
- Как тебе у нас живется? Надеюсь хорошо, - обеспокоенно сказал Грегори. Его пустые и мертвые глаза впились в Пелагею. - Надеюсь, ты ни в чем не нуждаешься.
- Все хорошо.