Он будет есть и будет расти. Год за годом.
А затем он выйдет на сушу и сожрет этот мир.
Пелагея может что-то сделать.
Она может…но для этого ей нужно разорвать оцепенение.
Сердце внутри бухает так, словно внутри девушки взрывают горную породу. Мир вокруг корежит после каждого удара, волна ряби проходит по нему, заставляя окрестный лес трястись, словно во время жесточайшего землетрясения. Деревья ходили ходуном, земля вспучивалась под ногами, а река билась в русле - обезумевшая змея с блестящей чешуей. Пелагея поняла, что ее бросает из стороны в сторону, как тряпичную куклу, попавшую в гигантскую центрифугу, а стук сердца – это удары об ее стенки.
Нечем дышать. Воздуха больше нет в этом мире.
Ничего нет.
Только красная пелена перед глазами. Стук сердца, кровью отдающий в уши девушки. И мерная поступь Руслана, который уже целую вечность преодолевает эти жалкие несколько метров до берега реки. Можно было сказать, что время замедлилось, но Пелагея все равно просто не успевала. Хех, просто не успевала.
Ведь она даже пошевелить пальцем не может!
Она просто нихрена не может.
Это…это осьминоги. И их золотые расплавленные зенки. Да! Это все они, они во всем виноваты! Смотрят на нее, сквозь топь этих вод, сквозь скалы, землю и корни, смотрят и не могут даже на мгновение оставить ее в покое. Она во власти хаоса. Его самая похотливая невеста. Да, Хаос трахнул ее и оставил после себя пустую оболочку, с которой могут играть эти осьминоги. Пелагея бы рада что-то с этим сделать, но о чем можно говорить, если эта тупая шваль даже пальцем пошевелить не может.
А, чего вылупилась раззява очкастая? Про тебя речь, тупая идиотка.
Давай уже, очнись, сука! Давай! Хватит уже отсиживаться за спинами всех, пытаясь не привлекать к себе внимание. Хватит уже стоять в оцепенении как овца на бойне, надеясь, что пронесет. Знаешь, что, сука? Не пронесет! Нихуя подобного! Ты ебнутая блядь позволила не только посадить этот гной себе в матку, но и дала ему появиться на свет. И теперь из-за тебя этот мир исчезнет. Он сожрет его, сука тупая, все блять из-за твоего умопомрачительного распиздяйства, криворукая ты шлюха!!
Давай, приходи в себя мразь!
Какие сотни, какие десятки лет? Ты ебнутая? Тебе и тридцатник стукнуть не успеет, когда твой карапуз выберется на берег и начнет жатву. Вот это охуенная будет история для форума овулях!
Приходи в себя!
Сделай ну хоть что-нибудь!
Пелагея, пожалуйста, сделай хоть что-нибудь!
Она чувствовала, как ее распирает изнутри от желания пошевелиться, но ее тело стало стальной клеткой, ключ к которой уже давно потеряли. Руслан был уже буквально в паре шагов от берега. Осьминог в его руках был счастлив. Пелагея чувствовала это. Семя пело от счастья, и от этой песни тайга выла в ужасе.
Пелагея.
Милая.
Любимая моя.
Пелагея!
Очнись!
Забей на это все.
Забей на этот страх других людей. Страх мужчин. Страх женщин. Страх быть неудачницей, страх лишится друзей, страх всего. Забей на это. На эту чертову ненависть к себе и неуверенность. На этот ядовитый стыд за то, что ты не можешь быть хорошей и правильной дочерью. За то, что не можешь быть нормальным человеком, но и ведьма из тебя откровенно так себе. За то, что ты такая какая ты есть, и этому миру на тебя насрать. На это тоже забей. Все это неважно. Сейчас уже неважно.
Может когда-то и было все это важно, но не сейчас, когда Руслан делает последние шаги к воде.
Пожалуйста, Пелагея. Умоляю. Пошевели этим гребанным пальцем.
ИЛИ СДЕЛАЙ ХОТЯ БЫ ЧТО-НИБУДЬ!!!
Бесполезно.
Не хватает сил.
Ей не разорвать оцепенение.
Ей не пошевелить и пальцем.
Хотя…а зачем пальцем?
- Руслан, – тихо сказала она. Голос был охрипшим и чужим, словно она молчала несколько лет и вот внезапно заговорила. Руслан ничего не услышал, поэтому ей пришлось облизать засохшие губы и повторить его имя уже немного громче. – Руслан!
Ноль реакции.
Два шага до воды.
- РУСЛАН!!! – завизжала она во всю силу своих легких.
Его плечи дрогнули, и он медленно обернулся к ней. На его лице читалось удивление, словно он вообще забыл о ее существовании.
- Чего тебе? – с улыбкой спросил он ее, ласково поглаживая осьминога. Его лицо внезапно стало таким умиротворенным, словно он вернулся домой после долгих лет странствий. От его благостной улыбки и пустых выцветших глаз хотелось блевать.