Она любила всегда и на все дать свое экспертное мнение.
Пелагея протерла глаза.
Ей стало легче, и это тяжелое отчаянье, которое висело на ее плечах, как будто стало на полтонны легче. Ничего, пускай ей тяжело, но она справиться. Расклад определенно не в ее пользу, но что поделаешь - такое бывает. Иногда и огромного паука загоняют в самый угол своей паутины.
Она положила руку на своей живот, чувствуя этот жар, идущий изнутри.
Руслан все еще не выходил из столовой.
- Обжора - усмехнулась она, и начала бесцеремонно обшаривать весь салон машины.
А что такого? Сам виноват, раз так тормозит. Ей вообще-то ехать нужно.
Сверху она нашла только пару иконок, распечатанных на куцых вкладышах. Какой-то магнит-мандала. Несколько пятикопеечных монет, сшитых вместе красной ниткой.
В бардачке тоже было мало чего интересного - только стопка дорожных карт, компас, документы в вакуумном пакете и фляжка.
Пелагея вязал плоский металлический прямоугольник, с трудом раскрутила запор и понюхала. Скривилась. Запах был терпким, душным и отдавал почему-то землей и болотом. Он сразу же засел свербящим огоньком в ее носу. Коньяк что ли?
Она осторожно отхлебнула. Тут же зашлась кашлем.
Какое-то очень крепкое виски.
Пелагея закрутила флягу обратно и кинула ее в бардачок.
И тут она увидела нож.
Он лежал рядом с рычагом передач, незаметно примостившись в щель у основания водительского сидения. Так просто и не заметишь, а если заметишь - не предашь значения. Он был задвинут в ножны из темного дерева, и казался какой-то странной, грубо сделанной и короткой флейтой. Или просто тотем-амулет, только миниатюрный. Да большинство даже бы не остановили взгляд на этот продолговатом куске дерева - от него прямо таки исходила аура незначительности, ненужности. Аура “здесь нет ничего важного”.
Пелагея чувствовала сталь сквозь дерево.
Это была ее особенность. Ее Паучий дар.
Кто-то в их обители мог зажечь свечу одним взглядом. Кто-то слышал то, что слышат летучие мыши. Кто-то умел готовить шесть блюд одновременно (это называли “кулинарная медитация”). А вот Пелагея умела разговаривать со сталью. Точнее с предметами, сделанными из стали. Особенно с различными клинками.
Она вежливо провела пальцем по ножнам, здороваясь с ножом.
Едва заметная вибрация в ответ - так нож приветствует тебя.
Пелагея осторожно взяла его в руки, погладила ладонью. Ножны на ощупь были гладкими, почти скользкими и засечка у основания рукоятки, совершенно не чувствовалась. Она потянула руки в сторону, и дерево разомкнулось ближе к середине.
- Привет, - улыбнулась Пелагея.
Лезвие пропело в ответ, и эта песня совсем ей не понравилась.
Разные клинки поют по-разному.
Разделочные ножи на кухнях - крикливы и рассредоточены. Они готовы резать, что угодно и когда угодно, но уже давно не могут отличить пряный базилик от парного говяжьего мяса. Сталь уже впитала все вкусы и ароматы, ее потрясывает, и нож ведет себя, словно наркоман, словивший бэд-трип.
Ножи для бумаги обратный случай - они не могут и двух слогов связать вместе, вечно ленивые и вечно расслабленные. Обломовы клинкового мира, они не привыкли кромсать и рассекать. Но внутри них сидит эта нервозная неудовлетворенность, которая заставляет дрожать руки тех, кто прикасается к ним.
Есть еще антикварное железо - как новодел, так и действительно старички, успевшие испить крови. Находиться с ними рядом очень сложно - они постоянно бормочут, и заставить их заткнуться просто невозможно. Тихий шепот, на самой грани слуха, словно назойливое гудение компьютера, заставляет отвлекаться и чувствовать себя не в своей тарелке. И ладно бы они рассказывали что-нибудь интересное. И те, и другие несут жуткую билеберду - новоделы из-за того, что всю свою жизнь провели на полке, а старички просто впали в маразм.
А есть и вот такие клинки, как тот, что сейчас держала в руках Пелагея.
Ножи-убийцы, всласть напившиеся чужой крови.
Аура от стали была такой сильной, что ее пальцы начали зудеть, когда она прикоснулась к лезвию.
На первый взгляд - обычный охотничий нож. Пелагея не разбиралась в том, для чего нужен тот или иной клинок, но ей почему-то представилось, что его стезя - снимать шкуры. Лезвие буквально чуточку изогнуто, у его основание есть засечки, но сам нож очень острый. Ни намека на гарду, так что тыкать им кого-то было бы себе дороже. Обычный прикладной нож. Колбасу и хлеб в походе порезать, ветку срубить или потроха из кролика выпустить. Пускай ножны такие странные, как будто специально сделанные для скрытного ношения. Разные бывают ножны, подумаешь.