ХАЛЯВИН. А ты хотел, чтобы все можно? Из лагеря хоть куда? И отбой в час ночи?
НАВАЦКИЙ. Отбой вообще отменить.
ХАЛЯВИН. А на работу как вас поднимать? И так половина норму не выполняет. Отмени отбой – вообще будете спать в борозде!
НОВАЦКИЙ. Вам что важно: чтобы мы ложились в 23 или чтобы норму выполняли? Давайте так и договоримся: все выполняют норму на сто процентов, а когда мы ложимся – не ваше дело. И за порядком будем сами следить. А вы в наши дела вообще не вмешиваетесь.
ХАЛЯВИН. Представляю, что начнется! А кому отвечать?
НОВАЦКИЙ. Вот так всегда: то без пяти минут руководители…
КОНОВ. Не горячись. Обижаете, Игорь Иванович! Мы и сейчас за порядком следим, не допускаем ничего такого. Не верите? Вот буквально только обнаружили две бутылки водки. (Достает из-под раскладушки бутылки.) И никто не признается, чьи. А у нас насчет этого дела – ни-ни! (Новацкому.) Скажи?
НОВАЦКИЙ. Сознательность жуткая.
КОНОВ. Даже не знаем, что с ними делать. Нужно вылить, наверное? Фу, гадость какая!
ХАЛЯВИН (взял водку, взглянул на этикетки). Канский разлив. Действительно, гадость. А что, давайте попробуем! А то мы в самом деле: взрослые, взрослые, а как до дела доходит… Но смотри, Новацкий, чтобы все было в полном ажуре!
НОВАЦКИЙ. Игорь Иванович!
КОНОВ. Спите спокойно, дорогие товарищи.
ХАЛЯВИН (передает бутылке Старшинову). Эту гадость нужно немедленно уничтожить!
СТАРШИНОВ. Пошли. Только в столовую за огурцами зайдем…
Уходят.
НОВАЦКИЙ. Гениально! А я: справедливость, справедливость! Им только одно и нужно, чтобы показатели были в норме, а остальное… Обе-то бутылки зачем отдал? С них бы и одной хватило.
КОНОВ. И не стыдно тебе? Как сказал поэт: когда без жертв была искуплена свобода? Ладно, сгоняем в город, добудем.
НОВАЦКИЙ. Нужно сообщить народу!.. (С возвышения – участникам дискотеки.) Люди, внимание! Уберите там музыку! (Музыка прерывается. Гул недовольства.) Спокойно, с дискотеки вас никто не гонит. Объявляю великую весть: мы начинаем новую жизнь! Достигнуто историческое соглашение с руководством. Я дал слово. Первое: за нами порядок в доме и в лагере. Второе: нормы сбора морковки. Причем не так, как сейчас: кто-то выполнил, кто-то нет. Я обещал: мы обязуемся давать норму бригады. И если кто-то будет сачковать, другим придется вкалывать за него. И это всех нас и лично меня очень не умилит. Условия понятны?
ПУНЯ. А что мы с этого будем иметь?
НОВАЦКИЙ. Никаких подъемов. (Гул одобрения.) Второе: свобода передвижения. Нужно – хоть в Москву, только предупреди. (Гул оживления.) И третье: никаких отбоев, дискотека хоть до утра!
Дружное «ура». Дискотека возобновляется. На авансцене рядом в Новацким остается лишь Конов.
НОВАЦКИЙ. Как бы там ни было, но свобода у нас была. И главное – мы же были во всем правы! Что же случилось? Нужно хотя бы сейчас понять!
КОНОВ. Без меня. То, что мне нужно, я уже понял. Я тебе объясню, что случилось. Ты хотел воспитать Демидова, а он отправил тебя в колонию. Заметь – в воспитательно-трудовую. А меня в исправительно-трудовую. Не знаю, как ты, а я исправился. И на все жизнь запомнил: хуже нет, когда человек начинает радеть об общем благе. О себе надо радеть, а не об общем благе. Когда у каждого будет все в порядке, тогда и у всех будет все в порядке. А то развелось доброхотов: в своих делах разобраться не могут, а туда же – учить других! Вот и мы оказались такими же. Вспомни, судья спрашивает: «За что били?» А мы и сказать ничего не можем. «За противопоставление себя коллективу». А? Чушь собачья!..
Взрыв хохота. Возле раскладушек появляются ЖЕРДЕВ, ПУНЯ, ЧЕБОТАРЕВ. С ними АНДРЕЙ. Снимают куртки, разуваются.
ПУНЯ. Наташка-то твоя – видел?
АНДРЕЙ. Я недорассказал. И вот на следующий вечер поехали мы в Центр международной торговли. Рестораны там, бары. Все фирма: штатники, шнапсы. И наши, конечно: фарца, путаны…
Появляется ШАРАПОВ.
ШАРАПОВ. Слушайте, костер жгли все? Все. Почему я один должен убирать головешки? Пошли. Обещали еще после обеда. Получим от Новацкого втык.
ПУНЯ. Погоди ты! Путаны – это…
АНДРЕЙ. Ну да, проститутки, валютные.
ШАРАПОВ. Как-как? Путаны?.. (Присаживается.)
КОНОВ. А ты сам-то думал? В самом деле – за что?
НОВАЦКИЙ. Сам знаешь.
КОНОВ. Из-за Наташки – ты это хочешь сказать?
НОВАЦКИЙ. Она-то при чем? Ты что, сам не понимаешь, что дело было совсем в другом!..
АНДРЕЙ. А внутри светильники, вот так, рядами, официанты во фраках. Туда, чтобы только войти, нужно полтинник швейцару сунуть!
ЖЕРДЕВ. Пятьдесят копеек?
АНДРЕЙ. Рублей!
ШАРАПОВ. И ты сунул?!
АНДРЕЙ. Что я, больной? Мы с кентом под фирму скосили: фильтры надели, он по-английски ля-ля. Так и прошли…
КОНОВ. Ты прав. Если мы действительно хотим понять, что к чему, пора говорить все. А если так, Наташка тут, конечно, не при чем. Во-первых, это ты ее у него увел, а не он у тебя. А главное – ничего такого он про нее не сказал.
НОВАЦКИЙ. Как это не сказал?
КОНОВ. Не заводись. Представь, что это ты, а не он, был в Москве, пока мы сюда добирались и устраивались. Приехал и видишь, что твоя девчонка ходит с другим. И тебе об этом с подначкой: «А Наташка-то – видел?..»
ЖЕРДЕВ. Что-то ребят нет. И Новацкого. Дискотека кончилась.
ПУНЯ. А он с Наташкой, наверное…
ЧЕБОТАРЕВ (укладываясь спать). Во-во, обсуждают международное положение.
АНДРЕЙ. Да что вы пристали ко мне с Наташкой? Она мне давно надоела, не знал, как от нее отделаться!.. Сидим мы, значит, в баре, кадрится одна путана… И сиськи у нее маленькие!
ПУНЯ. У путаны?
АНДРЕЙ. У Наташки! У путаны-то как раз…
ШАРАПОВ. Может, уберем головешки? Новацкий сказал…
АНДРЕЙ. Иди ты со своим Новацким! Ночь на дворе!
ШАРАПОВ. Да и то, успеется… (Берет полотенце, вместе с Андреем, Жердевым и Пуней выходят. Гремит умывальник.)
НОВАЦКИЙ. Ты понял? Он не знал, как от нее отделаться!
КОНОВ. А что бы ты сказал на его месте? «Ах, я умираю от ревности и любви?»
НОВАЦКИЙ. Сиськи у нее, видите ли, маленькие!
КОНОВ. Но у нее же, в самом деле…
НОВАЦКИЙ. Не в этом дело! Как он, паскуда, посмел? И вообще.
КОНОВ. Вот это и было главным. «Вообще». Если бы из-за Наташки – вот… (Подошел к боксерскумубоксерскому мешку, ударил сразмаху.) И закрыли тему. А когда начинается вообще!..
НОВАЦКИЙ. Мы тут грязь месили, а он в Москве по барам таскался!
КОНОВ. Отец отпросил, он же у него – сам знаешь.
НОВАЦКИЙ. Чхать мне, кто у него отец! И на поле не больно-то выкладывается, так и норовит сачкануть!
КОНОВ. Вот-вот, а другие за него вкалывай, чтобы норма была.
НОВАЦКИЙ. Постель вечно не убрана, возле кровати грязь, а скажешь – так огрызается!
КОНОВ. К отцу на выселки через день ездит, обжирается. А мы тут – макароны на солидоле!
НОВАЦКИЙ. И сиськи, видите ли…
КОНОВ. И вообще!..
К раскладушкам возвращаются АНДРЕЙ, ПУНЯ, ЖЕРДЕВ и ШАРАПОВ. ЧЕБОТАРЕВ уже лежит, накрывшись с головой одеялом.
АНДРЕЙ. И тут она спрашивает: а ты знаешь, сколько это стоит? Стольник! Да не рублей – долларов!