БРОНИН (Пуне и Жердеву). Мотаем отсюда.
ЖЕРДЕВ. Товарищ полковник, разрешите заняться строевой подготовкой?
НОВАЦКИЙ. Текст гимна все получили? Выучили? Тренируйтесь. Десять дней до последней линейки. Мы им покажем, что такое настоящий отряд!
Жердев, Пуня, Бронин и другие члены отряда уходят.
НОВАЦКИЙ. Слушай, Демидов, почему мы все время натыкаемся на тебя? Почему каждый разговор с тобой кончается мордобоем? С нормальным человеком поговорил – он все понял. Не сразу, так со второго раза. А по морде получил, так и второго раза не нужно. А ты получаешь, получаешь, и все без толку? В чем дело?
ЧЕБОТАРЕВ. А он просто доцент тупой.
НОВАЦКИЙ. Я не у тебя спрашиваю. Отвечай, Демидов!
АНДРЕЙ. Не могу знать.
НОВАЦКИЙ. Никаких личных счетов у нас с тобой нет. В другое время мы бы сказали тебе: да живи, как хочешь! Но тут ты же мешаешь всем, отряду. Ты провоцируешь других. Вот – рукавицы. Мелочь, казалось бы. Но ты же слышал, что я говорил про это?
АНДРЕЙ. Слышал.
НОВАЦКИЙ. Не раз говорил! Не раз?
АНДРЕЙ. Не раз.
НОВАЦКИЙ. И все же взял рукавицы.
КОНОВ. Мои! И тоже не раз!
НОВАЦКИЙ. Ну вот что прикажешь делать с таким человеком? Я у тебя спрашиваю!
АНДРЕЙ. Не знаю… Вообще-то есть много способов.
НОВАЦКИЙ. Каких?
АНДРЕЙ. Разных. Самый простой – что вы и делаете. По морде. Раз-два, и порядок.
НОВАЦКИЙ. Мы никого не бьем, чтобы бить! Если бьем, то только в воспитательных целях!
АНДРЕЙ. Я про это и говорю. Только в воспитательных. Есть и другой способ. Был. Не очень давно. Но он посложней.
НОВАЦКИЙ. Давай, давай. Мы внимательно слушаем.
АНДРЕЙ. Ну, для начала людей… таких людей… нужно собрать в одно место. Огородить это место, вышки на углах поставить. С пулеметами…
НОВАЦКИЙ. Продолжай.
АНДРЕЙ. А на воротах написать: «Арбайт махт фрай». Это по-немецки: «Работа делает свободным». Можно и по-русски что-нибудь написать. Или даже по-китайски, без разницы.
ШАРАПОВ. «Работа делает свободным». Вспомнил. Я в кино видел. Там на воротах в Дахау было написано.
ЧЕБОТАРЕВ. Что такое Дахау?
КОНОВ. Концлагерь. Немецкий. Вроде Освенцима.
АНДРЕЙ. А теперь объясни ему, что такое Освенцим.
НОВАЦКИЙ. Значит, ты считаешь, что мы фашисты?
АНДРЕЙ (бросается на пол и закрывает голову руками). Только не бейте! Не бейте! Я больше не буду!
КОНОВ. Встать, гнида! (Пинает Андрея.)
Появляется АРБИТР. Новацкий, Конов, Шарапов и Чеботарев отступают от Андрея. На заднем плане появляются маршрующие члены отряда.
ЖЕРДЕВ. Напра-во!.. На месте шагом марш!..
Отряд слаженно марширует на месте.
КОНОВ. «Я несколько раз говорил Демидову, чтобы он не брал моих рукавиц, а он продолжал брать. Это привело меня в раздраженное состояние. Но я не хотел его бить. Но он неожиданно упал и стал просить прощения за то, что взял чужие рукавицы. Меня это разозлило, я ударил его ногой в зад, чтобы привести его в чувство. Но он еще больше стал унижаться, и это вывело всех нас из себя…»
ШАРАПОВ. «Я тоже пнул его, чтобы привести в чувство, потому что смотреть на него было очень противно. Новацкий приказал Демидову встать, но он не вставал, поэтому мы с Чеботаревым подняли его…»
Чеботарев и Шарапов поднимают Андрея.
КОНОВ. «Мы сказали ему, что он некрасиво себя ведет, что еще и не такое бывает в жизни и нужно уметь за себя постоять. После этого я приказал Демидову напрячь брюшной пресс и ударил его, чтобы проверить, насколько хорошо он физически подготовлен. (Показывает, как он ударил Андрея в солнечное сплетение.) После этого с ним стал разговаривать Новацкий…»
НОВАЦКИЙ. «Я попросил Демидова объяснить, почему он считает, что мы фашисты. Я не хотел его бить за эти слова, хотел нормально объяснить, что он не прав. Но Демидов неожиданно оттолкнул Шарапова и Чеботарева, снова упал на пол и стал просить, чтобы мы его не били…»
АРБИТР закрывает папку с показаниями обвиняемых.
НОВАЦКИЙ. А ну встань!.. Поднимите этого гада!
Шарапов и Чеботарев вновь поднимают Андрея.
НОВАЦКИЙ. Мы – фашисты? (Сбивает Андрея с ног.)
ЖЕРДЕВ. Отряд, по территории лагеря, с песней, шагом марш! Запевай!
ОТРЯД (медленно продвигаясь вперед).
АНДРЕЙ. Только не ногами!.. Не в живот!.. Не нужно ногами!..
ЖЕРДЕВ. Громче! Шире шаг!
Не переставая петь, отряд продвигается к авансцене, закрывая всех в «штабе». Слышны лишь звуки избиения и голоса.
Голос НОВАЦКОГО. Мы фашисты?.. Мы фашисты?.. Мы фашисты?..
Голос КОНОВА. По почкам его!
Голос ШАРАПОВА. Он меня укусил! Сука!
Голос ЧЕБОТАРЕВА. Вот тебе Дахау! Хахау!..
ОТРЯД (маршируя на месте).
Появляется АНДРЕЙ – держась за бок, кривясь от боли, вытирая разбитый рот. Валится на скамейку.
ОТРЯД (продолжая маршировать).
Андрей с трудом встает, молча слушает гимн, исполняемый нежными женскими голосами:
V
Музыка дискотеки негромко звучит из магнитофона в квартире Демидовых. АНДРЕЙ один. Перед ним чемодан с одеждой, он вынимает из него старые рубашки и куртки, критически осматривает. Снимает модную яркую фуфайку, надевает старенькую белую футболку.
Звонок в дверь.
АНДРЕЙ. Минутку!.. (Выходит, тут же возвращается, пропуская в комнату НОВАЦКОГО.)
НОВАЦКИЙ. Можно?
АНДРЕЙ. Уже вошел. (Продолжает переодеваться, снимает кроссовки, надевает старые.)
НОВАЦКИЙ. В поход, что ли?
АНДРЕЙ. Вроде того… на два года.
НОВАЦКИЙ. В армию? Уже с вещами?
АНДРЕЙ. Уже с вещами.
НОВАЦКИЙ. А мне… отсрочка получилась… Я искал тебя в городе, в техникум заходил. Ребята сказали, что ты ушел из техникума… Почему?
Не отвечая, Андрей уносит чемодан. Новацкий терпеливо ждет его возвращения.
АНДРЕЙ. Если ты хочешь что-то сказать, давай. У меня не так много времени, чтобы тратить его на тебя.
НОВАЦКИЙ. Понимаю, нужно попрощаться с друзьями.
АНДРЕЙ. У меня нет друзей. Старые остались в Таежном, а новых завести не успел.
НОВАЦКИЙ. Вот и у меня тоже… Все отшатнулись. Как от вшивого. По три раза в день в ванне моюсь, а все равно кажется запах от всего – от одежды, от рук… Почему ты не обжаловал решение краевого суда?
АНДРЕЙ. Сколько ты отсидел?
НОВАЦКИЙ. Пять месяцев.
АНДРЕЙ. Хватило?
НОВАЦКИЙ. Хватило.
АНДРЕЙ. Я так и подумал, что хватит.
НОВАЦКИЙ. Что ты этим хочешь сказать?.. Послушай, я чего-то не понимаю. У меня было время подумать. Не могу понять, что произошло. Для всех – ничего особенного. Дело закрыто, и ладно. Я стал бояться себя. Даже улицу перехожу только на переходе и только на зеленый свет!.. Сколько я себя помню, я всегда был нормальным человеком. Ни разу пьяных не чистил или там шапки срывать – никогда. И другим не давал. Спроси у матери – ни разу не пришел домой пьяным. Нет, вру, всего один раз, единственный. Отец ушел, когда мне было десять лет, мать болела, я все делал по дому, можешь спросить. И сейчас делаю. Она уборщица, на двух работах. Через день я в садике убираюсь, по ночам, чтобы никто из ребят не узнал. Я и в техникум пошел, чтобы поскорей начать работать и помогать ей… К чему это я говорю? Чтобы ты понял, что я не подонок. Я всегда управлял ситуацией. И только Таежном почувствовал, что меня ведет. Не туда. Как будто чья-то чужая воля. И я не могу ничего сделать – руль заклинило!.. Я знаю, когда это произошло: когда мы с рукавицами разбирались. Клянусь, я не хотел тебя бить. И никто не хотел. Конов был злой, но и он бы не стал. Потому что нам уже надоело тебя бить!.. Почему же мы накинулись на тебя, как зверье? У меня прямо гвоздем это сидит. Тысячу раз задавал себе этот вопрос!