Сепп сказал:
– Это первый мох.
– Да, – ответил я и замолчал.
Видимо, нам было немного друг перед другом стыдно за наш порыв чувств, и мы начали обсуждать – ждет ли нас в лагере I мясо.
Последние сотни метров пути к лагерю шли по пологой морене, покрытой небольшим, но неприятным нагромождением камней. Я снова ослабел, у меня кружилась голова, каждый метр подъема был для меня тяжелым препятствием. Я шел все еще в теплой одежде и страдал от жары.
Между нами и лагерем находился только маленький моренный вал, но идти дальше я не мог. Никогда раньше мне не приходило в голову, что сделать даже один шаг так трудно. Нужно было отдохнуть.
– Иди, – сказал я Сеппу. Он остановился.
– Ну, иди же, – сказал я ему нетерпеливо.
Я не стыдился своей слабости, но меня раздражало, что другие задерживаются ради меня.
Сепп ушел за следующие камни. Наконец, я мог снова идти. Через несколько шагов я увидел Сеппа, он ждал меня. Я снова стал нервничать:
– Ты иди вперед, – сказал я.
Но он ничего не ответил и остался сзади меня. На гребне последней морены нас увидели шерпы. Они бросились к нам, стали обнимать, хлопать по плечам, пожимать наши руки. И вдруг я с благодарностью понял, почему Сепп пустил меня вперед: он чувствовал приближение шерпов и хотел, чтобы они встретили меня первым. Не только от усталости я не мог выговорить ни слова. Хотелось поблагодарить Сеппа за то, что он дал мне возможность первому почувствовать дружбу и привязанность шерпов. Но даже впоследствии – в Австрии мы об этом никогда не говорили. Когда он прочитает эту книгу, то он поймет, почему тогда я не нашел слов.
Они достигли вершины. Слева направо: Пазанг Дава Лама, Герберт Тихи, Сепп Йохлер
Палатки были готовы принять нас. Торжественный обед, состоящий из жареного мяса яка и консервов, ждал нас. Пазанга одолела радость его и нашего успеха.
– Счастливые дни, – говорил он, – ха, очень счастливые дни! Очень высокая вершина!
Я вспомнил вечер, когда год назад мы мечтали об этой вершине. Теперь мечты стали действительностью и уже ушли в прошлое, а на далеком жизненном горизонте, подобно облакам, уже появлялись новые желания.
– Может быть, еще высокую вершину, – сказал я Пазангу. – Мы снова приедем и опять пойдем все вместе.
Я забыл, что все зависит от того, как найдут врачи мои руки. В этот момент я чувствовал только общую радость, которая оправдала бы новую попытку.
– Прекрасно, – Пазанг ответил таким тоном, будто наше возвращение к одной из величайших вершин мира само собой разумеющееся, – но прежде всего я женюсь.
Глава XIII
ЖЕНИТЬБА ПАЗАНГА
До сих пор Пазанг производил на меня впечатление образцового отца семейства, и поэтому я спросил его весьма удивленно: «Что?! Женишься?»
Я вспомнил, что он лама, т. е. священник, и уже двадцать лет как женат, что разрешено законами его религиозного ордена. Он очень часто с гордостью и благосклонностью говорил о своей жене и семерых детях, двое из которых – Ками Лама и Пурбу Гиальцен – были сейчас в нашей экспедиции и оказались весьма дельными.
Пазанг очень удивился тому, что мы не поняли его душевной жизни, и терпеливо объяснил, что его религия разрешает иметь несколько жен, если он достаточно обеспечен материально. Во время похода он в своей родной деревне Лукла познакомился с девушкой. Ее зовут Ним Дики.
Кроме того, Пазанг объяснил мне, что у шерпов принято, чтобы жених платил родителям невесты определенную сумму или отработал у них некоторое время. Пазангу это не нравилось, и он предложил: «Если я поднимусь на Чо-Ойю, вы отдадите мне Ним Дики даром. Если же не удастся покорить вершину, Ним Дики останется с вами, и я уплачу вам тысячу рупий».
Тысяча рупий – очень большая сумма, даже для такого знаменитого сирдара, как Пазанг, и нам стало понятно его выдающееся достижение, когда он за три дня преодолел высоту от 4000 метров до вершины Чо-Ойю. А его драматическое изречение: «Если швейцарцы поднимутся на вершину раньше нас, я перережу себе горло» – несколько потеряло свою фанатическую окраску.
Этот спор сделал Пазанга очень популярным. Несколько позже газеты опубликовали статью «Из-за любви на Чо-Ойю» и юмористические рисунки под названием: «Если это станет модным!», где будущий тесть требует от жениха невероятных достижений по альпинизму.
Я, правда, убежден, что Пазанг и без риска потерять Ним Дики и тысячу рупий с той же одержимостью достиг бы вершины. Судя по тому, как новобрачные были неразлучны во время медового месяца (позже мы уже не были свидетелями их семейного счастья), свадьба состоялась бы и в случае проигранного спора.
Пазанг очень торопился и хотел немедленно спуститься в Лукла. Но так как мы очень устали и нас не ожидал такой, как Пазанга, приз за победу, нам не хотелось спешить с возвращением; мы объяснили Пазангу, что хорошие дела требуют времени и других премудростей. Прежде всего, мы ему намекнули, что Ним Дики будет его больше уважать и ценить, если он не побежит к ней сейчас, а возвратится во главе победоносной экспедиции.
К нашему удивлению, он с этими доводами сразу согласился, и мы могли спокойно отдыхать целый день.
Мы ломали себе голову, как оповестить мир о нашем успехе. У меня была договоренность с венской газетой «Пресс», что я сообщу ей первой о результатах восхождения. В Катманду у нас был знакомый – владелец гостиницы «Сноу Виев», который получал и отправлял нашу почту, получаемую через «почтальона».
В свое время я беседовал в Дели с индийскими и английскими журналистами о практике передачи секретных сообщений по почте. Все считали невозможным, чтобы венская газета узнала результаты раньше других. Журналисты узнают все новости на телеграфе и, благодаря своим связям, могут их использовать немедленно в своих газетах.
Поэтому, я договорился с венской «Пресс» об определенном шифре «Лагерь X» (мы заранее знали, что не установим десять лагерей на Чо-Ойю), который должен обозначать вершину. Например: «Йохлер и Пазанг достигли лагеря X» – означало, что оба достигли вершины. Мне тогда казалось, что я очень мудро разрешил этот вопрос.
Но теперь появилось новое затруднение: «почтальону» нужно две недели идти до Катманду, откуда можно отправить телеграмму. За это время наши достижения станут широко известны благодаря «Гималайской почте», тем более, что от наших результатов зависят брачные планы Пазанга и Ним Дики. На армейской заставе в Намче-Базаре, несомненно, услышат об этом и будут вынуждены радировать в Катманду. К этому времени «почтальон» пройдет максимум половину пути.
Как видно, мы не могли сохранить приоритет информации о нашем успехе для венской «Пресс», которая очень щедро помогала нам при создании экспедиции.
Я об этом очень жалел, но одновременно был и рад. Для правительства Непала было бы очень неприятно услышать из Парижа, Лондона или Вены о том, что одна из высоких вершин их страны покорена.
Поэтому мы направили одного шерпа на армейскую заставу в Намче-Базар с сообщением о нашей победе и просили передать его по радио правительству Непала в Катманду. Мы благодарили правительство за то, что оно дало нам возможность поднять на одной из высочайших вершин мира флаги своей страны, Австрии и Индии. После этого мы лениво лежали на солнце, расточительно уничтожали последние банки консервов и вспоминали несчастные дни, проведенные нами в этом лагере.
На следующее утро мы спустились в базовый лагерь; окончательный спуск и возвращение с Чо-Ойю начались. Наш базовый лагерь не был таковым в буквальном смысле слова – это было место, где можно установить палатки. Их мы имели только восемь и не могли оставить там ни одной: все палатки были нам необходимы наверху. Но шерпы ушли вперед, и поэтому внизу нас уже ожидали установленные палатки.
Если и раньше мы были экспедицией с нестрогим и ненатянутым порядком, то теперь напоминали группу экскурсантов, совершающих воскресную прогулку. Шерпы со своими тяжелыми ношами группами спускались вниз. Гельмут занялся научными наблюдениями и был рад, что его никто не трогает, он несколько отстал. Сепп, Пазанг и я шли вместе. Мы наслаждались лаврами победы и несли постыдно-легкие рюкзаки.