Наконец я поднялась, и тогда Клориндо сказал:
— Теперь пойдем взглянем, как вы устроитесь.
И мы пошли вслед за Кончеттой к тому же сараю, где жили прежде. На этот раз там, однако, не было сена, а стояли три кровати с матрасами и одеялами. Кончетта сказала:
— Это кровати того бедняги, хозяина гостиницы в Фонди, жаль мне его, в гостинице теперь хоть шаром покати — все из нее вынесли. Бедняга, нет у него больше ничего, даже ночные горшки унесли. А нам эти кровати зимой помогли немного денег заработать. Беженцы то приходят, то уходят — бедные люди, голы и босы, как цыгане, — а мы брали с них деньги за ночевку и немного подработали. Хозяев теперь не сыщешь, бедняги удрали, кто говорит — в Рим, а кто — в Неаполь. Когда возвратятся, мы им, конечно, кровати отдадим: мы люди честные, а покуда немного подработаем. Знаешь, война есть война.
Тут Клориндо сказал:
— Не вздумай у этих двух синьор деньги брать.
Она ему с полной готовностью ответила:
— Ну, понятно, кто ж у них будет деньги брать? Ведь мы одна семья.
Клориндо добавил:
— И кормить ты их будешь, потом с тобой рассчитаемся.
Она в ответ:
— Известное дело, будем кормить. Но еда ведь у нас простая, деревенская, нужно будет им попривыкнуть, сами знаете, еда не господская.
Вскоре они ушли, и тогда я заперла дверь и почти в полной темноте села на одну из этих кроватей, рядом с Розеттой. Мы сидели молча, и вдруг я с яростью набросилась на Розетту:
— Но что с тобой? Скажи же, что с тобой? Тебя не огорчает смерть Микеле, она тебя совсем не огорчает? А ведь он тебя любил!
Я не могла разглядеть ее лица, она низко нагнула голову, и сарай уже был погружен во тьму, только услышала в ответ:
— Да, это меня огорчает.
— И ты об этом вот так говоришь?
— А как же мне еще говорить?
— Но что с тобой? Скажи мне, ну скажи же, ведь ты и слезинки не пролила, а он умер, защищая таких бедняг, как мы, умер, как святой.
Она мне ничего не сказала, и тогда я в бешенстве стала трясти ее за руку, повторяя:
— Ну, что с тобой? Говори! Я должна знать, что с тобой! Скажи же!!!
Она не спеша высвободила свою руку и сказала мне медленно и четко:
— Мама, давай оставим этот разговор.
Я промолчала и с минуту просидела неподвижно, широко раскрыв глаза и глядя перед собой, а она тем временем поднялась, подошла к соседней кровати и легла на нее, повернувшись ко мне спиной. Кончилось тем, что и я легла и вскоре заснула.
Проснулась я уже поздно вечером и заметила, что Розетты нет на кровати рядом со мной. Некоторое время я неподвижно пролежала на спине, не в силах подняться и что-либо сделать, и не потому, что устала, а просто воли не хватало. Но тут я услышала через стенку сарая, что Кончетта с кем-то разговаривает, стоя на току, и тогда я собралась с силами, встала и вышла. Кончетта накрыла стол на току, у самой двери: за столом сидел ее муж, но Розетты и Клориндо не было. Я подошла и спросила:
— Где Розетта, вы не видали ее?
Кончетта отвечала:
— Я думала, ты знаешь, она ведь уехала с Клориндо.
— Что это значит?
А она:
— Слушай, Клориндо на грузовике повез беженцев в Ленол и взял с собой Розетту, чтоб в одиночестве не возвращаться. Они, видно, завтра в полдень вернутся.
Я так и остолбенела; горько мне стало: в былое время Розетта ни за что бы так не поступила, не уехала бы, не предупредив меня, да еще с таким человеком, как Клориндо. Будто не веря Кончетте, я продолжала настаивать:
— И ничего она тебя не просила передать?
— Нет, только сказала, чтоб я тебя предупредила. Дочь у тебя хорошая, не хотела тебя будить, а потом, знаешь сама, молодость, возраст подошел, а Клориндо ей нравится, вот ей и хочется с ним одной побыть. Подходит время, когда мы, матери, детям только помеха. И мои сыновья то и дело удирают из дому к своим девушкам. Ведь Клориндо красивый парень, они с Розеттой хорошая пара.