— Черта с два все переменилось. Это ты со своими сынками да этот подлец Клориндо, и негодяи солдаты, и все подобные вам только и дожидались войны, чтоб душу свою отвести и делать такое, на что в обычное время вы бы никак не отважились. Черта с два, долго так длиться не может, это я тебе говорю: настанет день — и все вернется на свое место, плохо тогда будет и тебе, и твоим сыновьям, и Клориндо, ох, и как еще плохо будет! Сами тогда убедитесь, что есть еще на свете порядок, вера и закон, и честные люди, а не преступники кое-что на свете да значат.
Услышав это, придурковатый Винченцо, тот самый, что обокрал своего хозяина, сказал, покачав головой:
— Ну и золотые слова!
А Кончетта пожала плечами и заметила:
— Зачем ты так горячишься? Живи и другим давай жить, понимаешь, другим давай жить и сама живи.
Что же до Розарио, так он прямо расхохотался и заявил:
— Я вижу, ты, Чезира, — женщина довоенная, а вот все мы — брат, я, Розетта, моя мать и Клориндо — мы все народ послевоенный. Вот взгляни на меня, к примеру: я привез в Неаполь американские консервы и шерстяные армейские свитеры, продал их немедленно и нагрузил машину товаром для Чочарии; вот посмотри-ка, что я имею. — И он вытащил из кармана пачку ассигнаций и помахал ими перед моим носом. — Видишь, я задень заработал больше, чем мой отец за последние пять лет. Все теперь переменилось, прошли те времена, когда у прялок сидели. Хочешь не хочешь, а надо тебе в этом убедиться. Отчего ты так на Розетту нападаешь? Ведь и она поняла, что одно дело было до войны, а другое после, и приспособилась, жить научилась. Тебе, может, любовь никогда по вкусу не была, тебя учили, что без попа и любовь не в любовь, а без благословения вообще никакой любви не бывает. А вот Розетта теперь знает, что любовь всегда любовь — с попом или без попа. Что, Розетта, разве ты этого не знаешь? Скажи-ка своей маме, что знаешь.
Я просто была огорошена, но Розетта выслушала его спокойно и невозмутимо, ей как будто даже нравилось, что он с ней так разговаривает.
Розарио продолжал:
— Вот мы, к примеру, недавно были все вместе в Неаполе: Розетта, Клориндо, мой брат и я, как друзья настоящие, без ревности и всякой такой ерунды; и хотя среди нас была Розетта, а она всем нам нравилась, но Клориндо, брат мой и я остались друзьями, как прежде. Всей компанией развлекались, вчетвером, не так ли, Розетта, ведь правда развлекались?
Я тут задрожала как лист: поняла я — Розетта была не только любовницей Клориндо, что уж само по себе гадко, но и служила для развлечения всей банды; может, даже любовь крутила не только с Клориндо, о чем я знала, но и с Розарио, что я сейчас поняла, и со вторым сыном Кончетты, и, может, еще с каким-нибудь преступником из Неаполя, из тех, что живут за счет женщин и выменивают их друг у друга, как товар. А теперь моя Розетта была брошена, и мужчины могли делать с ней все, что им вздумается, потому что, когда ее обесчестили, она стала безвольной, как тряпка, и вместе с тем что-то ранее ей неведомое вошло в ее плоть, как огонь, и сжигало, и заставляло снова и снова стремиться к тому, чтоб каждый мужчина, который попадался ей на глаза, с ней так поступал.
Ужин закончился, Розарио, встав из-за стола и застегивая пояс, сказал:
— Что ж, я теперь прокачусь на грузовике. Розетта, не хочешь ли со мной поехать?
И я увидела, что Розетта ответила ему согласием и встала, а на лице у нее опять появилось то алчное, ненасытное и настороженное выражение, какое было в ту ночь, когда она в первый раз удрала с Клориндо и я потом разглядывала ее при свече. Не знаю, что на меня накатило, и я сказала ей:
— Нет, ты с места не сойдешь, здесь останешься.
На минуту наступила тишина, и Розарио взглянул на меня с притворным изумлением, как бы желая сказать: «Что здесь происходит? Разве мир перевернулся?» А затем, обратившись к Розетте, он будто приказал:
— Ну, пойдем же, поторапливайся.
Я еще раз, уже не настаивая, а умоляя, сказала:
— Розетта, прошу тебя, не ходи никуда.
Но она поднялась и ответила:
— Мама, мы увидимся позже. — А затем, не оборачиваясь, догнала Розарио, который ушел, уверенный в успехе; взяла его под руку и исчезла вместе с ним среди апельсиновых деревьев. Так она покорно подчинилась Розарио, как прежде подчинялась Клориндо, и он увел ее, а я ничего не могла поделать.