Судя по тому, как Вадим и Алка подзуживали и ставили ему безобидные шпильки, Барс был старшим по работе. Но, как выяснилось, Вадим тоже готовился стать кандидатом. Я спросил его, правда ли, что в одной лишь Москве более двухсот тысяч научных работников, кандидатов, докторов и академиков? По-видимому, глотая пилюлю, он просто не захотел пикироваться. Или же считал эту цифру вполне нормальной.
Моя жена по очереди глядела на обоих физиков... Что ж, в этом ничего нет удивительного, подумалось мне. Она действительно впервые видит живых физиков. Но зачем же глядеть им прямехонько в рот? Зачем делать вид, что понимаешь, что такое гравитация и теория относитель-ности? Ведь даже мне с моим техническим вузом очень смутно представляется все это.
- Видите ли...- Вадим был терпеливым и снисходительным.- Самое лучшее это нагляд-ный пример...
Он достал из рюкзака блокнот, вырвал чистый лист, согнул вдоль, оторвал ровную длинную полоску бумаги и склеил ее концы хлебным мякишем. Полученное кольцо он представил на обоз-рение моей жене.
- У него две стороны, наружная и внутренняя, так?
- Да,- Тоня старательно хмурила свои роскошные брови.
- Может ли проползти букашка сначала по одной, после по другой стороне, но не пересекая край кольца?
- Нет. Как же?
- А теперь? - Он разорвал кольцо и вновь старательно склеил концы ленточки, но уже разными сторонами.- Можете мне сказать, где здесь внешняя сторона и где внутренняя?
Я видел, как моя Тоня в восторге водила авторучкой по склеенной ленточке. Но я знал, что если б этот же злополучный фокус показывал ей я, она бы даже не стала меня слушать...
Вадим из вежливости перевел разговор на другую, близкую Тоне тему. Речь пошла о книгах вообще, затем о детективах и научной фантастике. Барс то и дело вставлял в разговор двусмыс-ленные похабные шуточки, Алка била его кулачком по спине. Тоня добросовестно старалась понять, отчего Алка смеется. Не замечая пошлости, она всеми силами старалась поддержать этот, как ей казалось, утонченный разговор. Меня же все это начинало бесить взаправду. Когда с ухой было покончено и новая волна остроумия смыла все сдерживающие преграды, я потихоньку встал и отошел от костра.
Луна висела над противоположным лесистым берегом, большая и желтая. Явственно видне-лись очертания лунных морей, рассеянный призрачный свет исходил от нее, как бы не достигая земли. Кусты и скошенные луга были темны на том и другом берегу. Везде было тихо, таинствен-но и печально, ночная осенняя земля словно прислушивалась к чему-то. Окрестная тишина терпе-ливо превозмогала нелепые всплески хохота, которые то и дело раздавались над нашим берегом.
Когда я вернулся в компанию, там, видимо, иссякли все анекдоты. Алка висела на плече у Барса, мешая ему крутить транзистор. Она по-кошачьи терлась об своего шефа, мурлыкала что-то на ухо, а он то фыркал и ржал, обнимая ее, то вдруг замирал и настороженно прислушивался. Сашка уже собирал бутылки, намереваясь палить по ним влет, Вадим продолжал разговор с Тоней. Моя жена была сегодня просто неузнаваема:
- А что вы о Джойсе скажете?
- Ну, Джойс, по сравнению с Кафкой, мальчишка,- Вадим достал из кармашка джинсов пачку "Кента".- А вы читали что-нибудь Джойса?
Сейчас вопрос был адресован мне. Я сказал, что ни Джойса, ни Кафку не читал, что у меня не было для этого ни желания, ни времени.
- Джойса и Кафки тоже не было,- очень к месту добавила Тоня.
Но я поторопился мысленно похвалить жену. В ее голосе прозвучали отдаленные, оскорбляю-щие меня нотки уничижения. Она как бы просила собеседника извинений за мою неосведомлен-ность. Ей даже не приходило в голову, что я не испытывал никаких сожалений по поводу того, что я не читал Джойса. То есть я пытался как-то читать этого самого Джойса. Несколько лет тому назад она "на два дня" приносила его домой. Джойс показался мне таким занудой, что я с трудом прочитал страниц двадцать и на другой день с облегчением забыл о нем. И вот теперь Тоня словно бы извинялась перед этими пижонами за мою интеллектуальную неполноценность...
Меня вновь разбирала обида на жену и злость на самого себя за то, что позволяю себе злиться и обижаться.
- Конечно, в магазинах нет ни Джойса, ни Кафки. Их не достанешь.- Я неожиданно для себя обернулся к Тоне.- А Пушкин есть? Лермонтов есть?
Она удивилась вначале, затем обиженно отвернулась и не ответила. Она всегда спешит поско-рее обидеться, чтобы не отвечать на вопрос или не продолжать неприятный для нее разговор. Я чувствовал, что завожусь, но не мог остановиться. Я знал, что был здесь одинок. Сашка меня не мог поддержать, ему хотелось стрелять по бутылкам, а жена, как и всегда, почему-то считала своим долгом не поддерживать, а бороться со мной.
- При чем здесь Пушкин? - произнес Вадим, а Тоня торжествующе хмыкнула.
- Вот именно, при чем.- Меня понесло.- Важно что в магазинах нет Кафки и Джойса. А то, что нет Лермонтова и Пушкина, на это начхать! Подумаешь, велика беда.
- В библиотеке Пушкина тоже нет? - спросил Вадим и, поправляя в костре головешку, как бы случайно взглянул на Тоню.
Она уловила его взгляд, я почувствовал это. Она еле заметно пошевелила одним плечом, она как бы выражала извинения за неотесанность своего мужа.
Кровь бросилась мне в голову.
Я был раздавлен одним этим презрительным движением плеча. Я хотел верить в свою ошиб-ку, ждал ее голоса, но я не ошибся. Все было так, как есть. Она не проронила ни слова. Обида и горечь сжимали мне горло, пальцы мелко дрожали. Я удивился тому, что мой голос прозвучал спокойно и даже буднично:
- В библиотеках много кое-чего есть. А вы попробуйте подписаться на Пушкина. Или хотя бы купить двухтомник.
Барс, который, видимо, как Цезарь, мог одновременно писать, читать и разговаривать, вдруг отстранил Алку и обратился ко мне:
- Знаете что?
- Что?
- Не будем.- Глаза его блеснули в темноте и впрямь как у барса.- Не надо, понимаете?
- Что не надо?
- Это самое... Хватит.
- Что хватит? - вне себя заорал я и вскочил.- Что?
Он словно бы только и ждал моего крика. Он сокрушенно развел руками, кротко улыбнулся, затем отвернулся и с демонстративным спокойствием заговорил с Алкой. Я посмотрел на всех по очереди. Сашка пьяно хмыкнул, подал мне бутылку пустую и, заикаясь от алкогольной отрыжки, сказал:
- С-с-старик, метни, а? Только в воздух.
Я взял бутылку и сильно швырнул ее вверх. Сашка вскинул ружье, раздался выстрел. Бутылка упала в траву целехонька.
Алка заверещала от восторга и запросила "бабахнуть", все оживились. Я затаил обиду куда-то далеко-далеко и попросил закурить. Вадим, подавая "Кент", посмотрел на меня, как мне пока-залось, с дружелюбным сочувствием. Он взял из палатки свою двустволку и предложил стрелять как можно дальше и пулями по недвижимой цели. Голубев пошел устанавливать мишень. Но в сумерках уже за двести шагов бутылка была невидна. Сашка подошел ближе, надел ее горлышком на ольховый сучок и вернулся к костру. Бутылка слабо мерцала от лунного света. Тут же решено было устроить соревнования по стрельбе.
- Куда вам столько жаканов? - удивился Голубев, когда Вадим принес свой патронташ.
- Мечтали сходить на медведя. Барс, ты будешь стрелять?
Барс кивнул.
- Тоня, а вы?
Моя жена выразила желание стрелять. Ночью, по недвижимой цели, из двустволки "Бюхард" пулей шестнадцатого калибра. Я улыбнулся: чего не сделаешь ради гостей!