Разглядели маленькую дверь, дернули. В кладовке пахло залежалой бумагой и было совсем темно. Лешины коленки опять засветились. Но этого света было совершенно недостаточно. Ничего не разглядеть кругом! И уж тем более не увидеть тени кота. Ее было только слышно: «Мр-р, мр-р, мяфф…»
Хорошо, что у Леши оказался с собой тенескоп. Леша включил на нем лампочку.
Тень кота замаячила на корешках могучих книг. Это были подшивки старинных журналов «Нива» и «Живописное обозрение». Слабо блестела позолота.
— Мяу… му-ур…
— Ясненько-понятненько. Ы-ых… — Сопя и кряхтя, Ыхало потянуло с полки тяжелый том. Полка вдруг осела, пудовые книги посыпались на пол, одна треснула Лешу по ноге. Он был в матерчатых домашних тапках, и ему крепко попало по пальцам.
— А-а-а! — Леша заплясал на одной ноге.
— Ай-яй-яй! — перепугалось Ыхало. — Очень больно?
— Ура-а! Тра-та-та, красота! — запищал вдруг кто-то.
— Ах ты, негодная! — воскликнула Даша. И тогда все увидели, как на упавшей книге танцует и вертится черная буква «а». Теперь она была величиной с ноготь взрослого человека.
— Ля-ля-ля! Ля-ля-ля! А я снова подросля!..
— Я тебе покажу «подросля»! — разозлился Леша. — Кто тебя сюда звал? Тебе велено было сидеть в альбоме!
— А я не обязана! Хочу — сижу, хочу — гуляю! Ля-ля-ля, а я снова…
— Как тебе не стыдно! Леша пальцы ушиб, а ты радуешься! — возмутилась Даша.
— Зато он покричал «а-а»! И я сделалась еще крупнее!
— Разве можно расти на чужих несчастьях! — сурово сказало Ыхало. — Это же совершенно бессовестно.
— А какая мне разница? Главное, чтобы кто-нибудь погромче: «А-а-а!»
— Ну, я тебя!.. — Леша брякнулся на четвереньки и хотел поймать букву «а» ладошкой, как кусачего жука. Но та увернулась и прыгнула за дверь. Послышался затихающий голосок:
— Ля-ля-ля…
— Ладно, попадешься еще… — проворчал Леша. Но уже не так сердито, потому что боль почти прошла. Он сидел на полу и при свете лампочки тенескопа разглядывал упавшую книгу.
— Ух какая! С медными застежками… Это не журнал…
— Филарет говорит, чтоб открыли, — сказало Ыхало. Глаза его горели азартной зеленью, будто оно тоже большой кот.
У книги откинули крышку. Оказалось, что это альбом с фотографиями. Очень старинными. На снимках были женщины в длинных платьях и усато-бородатые мужчины во фраках, сюртуках и мундирах. Некоторые даже с саблями. Сабли Лешу очень заинтересовали. Но тень-Филарет поторапливал: перелистывайте дальше…
— Ых-ох, это же Орик! Орест Маркович, когда он маленький был! — обрадовалось Ыхало.
С большого коричневого снимка смотрел мальчик Лешиного возраста. Симпатичный такой, большеглазый, задумчивый. Он был в рубашке с кружевным воротником и в широкой соломенной шляпе с лентой.
— Как красиво одевались в старину, — прошептала Даша. Она очень увлекалась модами и выкройками. Вся в маму.
— Подумаешь, — бормотнул Леша. — Сейчас не хуже…
Но мальчик Орест ему тоже понравился. С таким неплохо было бы подружиться. Сразу видно, что серьезный и не задира. Не то что мальчишки в классе у Леонковаллы Меркурьевны. Там Леша за весь год так ни с кем и не сошелся по-приятельски…
— Хорошо, хорошо, Филаретушка, — отозвалось Ыхало на нетерпеливое урчание-мурчание. — Давай дальше…
А дальше… между страницами оказался плотный большущий конверт с той же самой маркой!
— Ура… — сказали все. Но шепотом. Потому что приблизилась тайна.
Поразглядывали марку и лишь потом внимательно прочитали адрес:
г. Хребтовскъ
улица Крайняя, домъ 5,
мальчику Оресту Редькину.
А ниже, крупными буквами:
ЗВУКОВОЕ ПИСЬМО
— По-старинному написано, — прошептал Леша.
Даша спросила:
— А как это — звуковое письмо?
— Ну, разве не ясно? Записывают голос на пластинку и посылают.
— Это сейчас можно. А в старину разве так делали?
— А почему же нет? Только пластинки были большие и тяжелые. Видишь, и конверт поэтому такой громадный…
— И без обратного адреса, — вздохнула Даша. — Не узнаем, откуда письмо.
— По марке видно, что из Астралии.
— А где она, эта Астралия?
— Самое обидное, что он пустой, конверт-то, — досадливо сказал Леша. — Была бы пластинка, сразу все узнали бы…
— Интересно, где она? — прошептала Даша.
— Наверно, давно разбилась. В те времена пластинки были хрупкие.
— Разве хрупкую стали бы посылать по почте? — резонно возразила Даша.
— А небьющихся в старые времена не делали.
— А может, делали!
— Я лучше знаю, я читал!
— Какой умный!