Возмущению Володи не было границ.
- Ах ты гад, там люди погибают, а он просто смотрит. Сразу видно не местный. С оккупантами приехал? – в голосе Володи сквозило такое презрение, что невидимый мальчик тут же спохватился.
- Да ты что. Я – свой.
- Свои за Родину сражаются, а трусы в кустах сидят.
- Я не трус. Я не знаю что делать.
Володя задумался, он боялся поручать такое важное дело незнакомцу, но Славик с друзьями ждал его у минного поля. «От нас зависит исход войны. Смотри не опаздывай» - сказал ему Славик несколько часов назад и вот он так его подвел. Володя решился.
- Знаешь где больница? – спросил он у Кости.
- Конечно.
- А дядю Колю знаешь?
- Николая Игоревича, травматолога?
- Да.
- Знаю конечно.
- Патроны отнесешь?
Наступила пауза, потом голос ответил: - Да, отнесу.
Голос был уверенным и Володя решительно передал рюкзачок невидимому Косте.
- Не боись, прорвемся – сказал Володя и быстро пополз к минному полю где его давно ждал Славик-механик.
Такие партизаны как Володя и Костя рисковали не только жизнью, но и жизнью после смерти. Немало убитых бывших партизан маршировало под знаменами известных фармацевтических компаний. Снабжение у немцев было превосходным, а вот у партизан боеприпасы стремительно заканчивались. Тут и вспомнили про родных и любимых милиционеров и бандитов, но они были далеко.
Все попытки послать человека за подкреплением день за днем заканчивались одним и тем же – новой каской в темных рядах. Положение было безвыходным. Из больницы нельзя было высунуть нос – обстрел шел со всех сторон. Помимо автоматов и пулеметов у немцев вдруг появились и минометы. Убитых врачи едва успевали оживлять. Тропу к спасительной луже на которую пытались пробраться по ночам назвали «дорогой жизни».
Костя полз по грязной дороге сам весь перепачканный грязью. Когда рядом появлялся луч прожектора – он замирал. Когда луч уходил дальше – движение по липкой холодной жиже продолжалось. Уже третью ночь Костя спасал защитников больницы. Взрослых немецкие прожекторы вычисляли сразу – короткая пулеметная очередь и на одного немецкого «зомби» становилось больше.
Худенький маленький Костик сливался с грязной колеей и его распознать немцы не могли, хотя они иногда для профилактики обстреливали возле лужи все окрестности. Было страшно. Костя дополз до лужи и зачерпнул полную каску жижи. Теперь нужно было ползти обратно – тут его голова уперлась в какую то преграду. Он поднял глаза – над ним возвышалась огромная фигура немца. Немец больно пнул Костика сапогом в лицо. Затем наклонился и прошипев: «а зи русишен бастард» - быстрым движением повернул голову мальчика вбок. Косточки хрустнули.
Константин Владимирович сорвал виртуальный шлем. «Ах ты ублюдок, подонок, мразь» - закричал Константин. «На ребенка, да?» Шея болела по настоящему. «Совсем обалдели эти разработчики? Кто ж на такую чувствительность ставит? Теперь фантомные боли всю жизнь будут вылазить». Об этом Константин Владимирович слышал от своих знакомых, больших поклонников реалистичности. «Нет, я этих разработчиков найду. Никуда не денутся. Я им устрою». Константин хорошенько размял ужасно ноющую шею и отправился спать. Утром, едва он открыл глаза как сразу же бросился к виртуальному шлему и успел вовремя – он чуть не пропустил самого главного.
Самое главное оказалось и самым худшим. Сначала защитники истерзанной в щепки крепости услышали какой то странный далекий звук, который перешел в тихий рокот, потом рокот стал громким и стал слышен совсем близко, и вот на дорогу перед остатками больницы выехал танк. Это был «тигр». Он зарычал и двинулся на защитников. У Николая Игоревича с товарищами осталась лишь горстка патронов. Гранат, тем более противотанковых у них не было.
Танк не стрелял: или у него не было снарядов, или же он собирался размазать проклятых русских по гусеницам. До победы Курту сидящему в таком же танке в каком погиб его дед оставалось не более десяти метров.
Он не сразу понял что произошло. Какая то фигура метнулась от забора к танку. В нее почему то никто из немцев не стрелял, хотя она была как на ладони. В предателя Дитриха хотел было выстрелить Николай Игоревич, но в последний момент что то его остановило. Дитрих бежал в старой немецкой выцветшей от времени шинели и у него что то было за пазухой. Что то тяжелое. Старик тяжело ковылял – груз был нелегкий.
Курт вдруг все понял и закричал в открытый люк: «Шисен, шисен! Тойфель!» Это все что он успел сделать. Под гусеницей танка куда бросился Дитрих Шикльгрубер (оберштурмфюрер СС, дальний родственник того самого безумного усатого немца который залил кровью пол мира) раздался взрыв. Тело Дитриха разорвало на мелкие кусочки. Гусеница порвалась и бессильно развернулась. Курт был жив, но сердце его было пробито навылет. Как мог такое сделать свой, немец? Да еще считающий себя находящимся в советском плену, как он сам рассказал Курту. Это было решительно не понятно для немецкого ума. Курт вдруг понял, что и эту войну они проиграли. Но думал он так только одно крохотное мгновение. В следующий момент Курт выпрыгнул из танка, взмахнул «парабеллумом» и повел немцев и «зомби» в атаку.