– Шефство? – повторила я, не двигаясь и не отводя глаз от Антона. – А что взамен? Вы дадите мне звездочку жены-отличницы?
Зашел тот же самый мужик в рабочем комбинезоне, то ли могилокопатель, то ли офис-менеджер, принес кофе и достал бутылку воды из кармана.
– У девочки интересное чувство юмора, правда? – Римма Викторовна не обратила на него никакого внимания, она снова приглашала Антона стать соучастником – объединиться против меня.
Они такие взрослые, а я такая экзотическая дикарка без зачатков хоть какого-то воспитания.
Антон встал, взял со стола бутылку воды, подошел, протянул ее мне.
– Красивая панамка, – заметил нейтрально.
Очень аккуратно, чтобы не прикоснуться к нему и кончиками пальцев, я взяла бутылку. Открутила крышку. Сделала большой глоток.
Оказывается, я умирала от жажды.
Как это я не поняла раньше?
– Спасибо. – Это было и за панамку, и за воду, за все сразу.
– Где ты так ободралась?
– А я говорила Мирославе, что Алешина жена просто обязана следить за своим внешним видом, – вздохнула Римма Викторовна.
И в этот момент мы с Антоном переглянулись – так переглядываются школьники, которых отчитывает надоедливый учитель.
А потом он вернулся за свой стол, к кофе, к богине.
А я осталась на подоконнике.
Ободранная, но довольная.
– Значит, решено, – заявила Римма Викторовна, – я закажу для вас пригласительные на субботу.
– Удивительно, – буркнула я, – такой взрослый мальчик, а тетушка до сих пор выбирает ему друзей. Римма Викторовна, вы не думали, что Антон не нуждается в компаньонке и наверняка у него сто тысяч девушек, которых он может пригласить с собой?
Она была готова разразиться длинной отповедью, но Антон ее опередил.
– А что говорят на этот счет карты? – спросил он, подвинувшись так, чтобы видеть меня.
– Ты же просил не раскладывать их на тебя.
– И ты послушалась?
Такой долгий взгляд, как будто мы только вдвоем брели по бесконечной горной дороге.
Я могла бы сказать: делать мне нечего, кроме как гадать на тебя.
У меня куча дел.
Я вообще о тебе не думала.
Я могла бы просто пожать плечами.
Могла бы ляпнуть что-то внезапное.
Но я сказала:
– Ты попросил – и я послушалась.
Римма Викторовна смотрела на нас непонимающе и на всякий случай осуждающе.
Ее просто не было с нами на безлюдной горной дороге, и откуда ей было понять, о чем идет речь.
– Мирослава, почему ты воспринимаешь в штыки все, что я говорю? – спросила она. – Зачем обороняться, если на тебя никто не нападает?
И мне стало стыдно.
Действительно, без дураков.
Мы были женщинами, которых в разное время любил Алеша. Меня в настоящем, ее в прошлом.
Но, может быть, она до сих пор была той самой, которая раз и навсегда разбила ему сердце.
Может, той самой, единственной, была она, а не я.
– Простите, – ответила искренне. – После бабушкиной смерти я слишком долго жила одна и забыла, что семья – это те, кто все время лезет без спроса в твои дела. Конечно, я схожу с Антоном в театр, если вы этого хотите.
И разумеется, он разберется с машиной ее сына, купит новую или отремонтирует старую. Все для того, чтобы Алеша был доволен, а Римма Викторовна продолжала сиять. Для этого же мы, их зрители, и предназначены?
Она вдруг рассмеялась – не театрально, а вполне по-человечески.
– И ты меня прости. Я действительно то и дело воспитываю Алешиных жен, потому что до сих пор не могу до конца отпустить его. Он был моей юностью, понимаешь?
– Простите, дамы, – вмешался Антон, – но я-то не собираюсь ни в какой театр. Тратить три часа на страдания чеховских персонажей? Увольте.
Римма Викторовна бросила на него короткий взгляд и повернулась ко мне.
– Когда я вышла замуж за Алешу, – ни с того ни с сего пустилась она в воспоминания, – мы жили в той же крохотной квартирке, где и ты сейчас. Я, Алеша, наш сын и колючий подросток, младший брат моего мужа. Когда Антон сломал ногу, я приносила ему еду и таскала его тетрадки в школу для проверки. Когда он болел воспалением легких, я варила ему куриный бульон! Перед нами частенько вставал выбор: купить ботинки нашему ребенку или куртку Антону, фрукты или школьную форму. А вместо благодарности мы слышали только подростковые претензии: я не просил, мне не надо, обойдусь!
Антон пил кофе и слушал ее с видом человека, который внезапно оглох.
– И теперь этот подросток не может потратить трех часов, чтобы разделить триумф своего старшего брата, который делился с ним всем, что у него было, – с горечью заключила Римма Викторовна и поднялась величественной королевой. – Спасибо за кофе, Антоша. Как всегда, я была очень рада тебя видеть.