— Для нашей дочери Арины, — добавил Алеша, и мне показалось, что он сделал некую заминку. Будто вспоминал имя девочки.
У Алеши было двое детей: девятилетняя Арина, нажитая вместе с Лизой, и двадцатилетний Олег — плод любви с богической Риммой Викторовной.
При чем тут его брат, я по-прежнему не понимала.
— Он платит на них алименты, — рассеянно обронил мой муж, как будто речь шла о сущем пустяке, безделице.
— Антон? — уточнила я недоверчиво. — С какой стати?
— Я тоже не понимаю, с какой стати Олег получает столько же, сколько и Арина. Он ведь уже взрослый! — оживилась Лиза.
— Почему твой брат платит алименты на твоих детей? — повторила я, не отвлекаясь на нее.
— Ну потому что у него есть на это средства, — терпеливо пояснил Алеша тоном человека, которому приходилось объяснять очевидное.
— Ах вот как, — пробормотала я озадаченно. — А ты что?
— А что я?
— Ну что ты делаешь взамен для Антона?
— Я? — поразился Алеша.
Кажется, наш разговор зашел в тупик.
— Значит, твой брат Антон — это Скрудж, который уже встретил всех духов Рождества и стал самым щедрым человеком в мире?
— Тоже мне, щедрость — она же ничего не стоит. Тоха не сдирает с себя последнюю рубаху, а просто смахивает крохи с барского стола.
— Конечно, такой пустяк, стоит ли об этом говорить, — безропотно согласилась я.
Я никогда, слышите, никогда не спорю с людьми.
Бабушка говорила, что дурака не переспорить, а умного жаль портить. Так какой смысл сотрясать воздух?
Но я могла бы, могла бы возразить Алеше сейчас — если бы во мне было чуть больше решимости и чуть меньше нежности к его мальчишескому обаянию. Ах, какой красноречивой и убедительной я могла бы быть.
Я бы рассказала, например, как растет ребенок, у которого в целом мире одна только бабушка. Бывали у нас периоды, когда мы питались одной картошкой с замороженными кабачками. Овощное пюре на завтрак, обед и ужин, а также ботинки, которые тебе стали малы еще прошлой весной, а тебе в них хромать до зимы.
Но Алеша парил над этим миром без тяжести забот на плечах и вряд ли мог понять терзания людей, чьи родственники не закрывали твои счета.
И эта легкость вызывала во мне зависть и желание воспарить тоже.
Ведь наверное можно жить, не переживая из-за денежных проблем.
То есть я так думаю. Ни разу не пробовала.
— В самые ближайшие дни тебе надо обсудить с Антоном финансы, — быстро сказала Лиза и чуть-чуть покраснела. Второй раз — при упоминании этого имени. — Мне жизненно необходимо повысить алименты на двадцать процентов.
— А мне нужна беговая дорожка, — с капризной задумчивостью протянул Алеша. — Актер моего уровня должен быть в безупречной форме.
— Мне надо обсудить с Антоном финансы? — повторила я, все еще не понимая.
— Ну разумеется, — кивнула Лиза. — Этими вопросами всегда занимались Алешины жены.
— А… — я встала и выпила остатки несбежавшего кофе прямо из турки.
Так алкоголики припадают к бутылке в минуты замешательства.
Я собиралась избегать Антона всеми способами, а не тащиться к нему, чтобы просить денег для своего мужа и его детей.
Более унизительной позиции и не представить себе.
Но ведь Алеша — тонкая душевная организация — не мог заниматься такими низменными делами.
Он любимец Мельпомены, а не какой-то там торгаш.
— А ты сама не можешь обсудить свои алименты? — спросила я у Лизы.
— А он со мной не разговаривает, — она вновь вспыхнула, пронзительно-алым загадочным заревом.
— Лиза обокрала Тоху, — засмеялся Алеша с таким благожелательным видом, будто речь шла о невинной шалости.
— Неправда, — возразила та оскорбленно.
— А вот и правда.
— Я только попыталась его обокрасть, — досадливо поправилась Лиза. — Меня поймали за руку и выгнали взашей. Я работала на Антона какое-то время.
— И он продолжает тебе платить?
— Не мне, а своей племяннице!
Что же, эта семейка оказалась не извращенцами.
Нормальные такие жулики и эгоисты.
Самые обычные люди.
Глава 4
Идея купить цветы посетила меня глухой ночью.
Алеша уже спал, а я крутилась, как уж на сковородке, представляя себе завтрашний день.
Как можно прийти к мужчине, чтобы просить денег?
В ночных грезах мечталось о том, как я гордо откажусь от всего одним небрежным взмахом руки. Ах, оставьте, — сказала бы я Антону, — я в состоянии сама позаботиться о своей семье, — после чего ушла бы с прямой спиной в закат. А он бы смотрел восхищенно мне вслед, и в душе его зарождалось бы нечто трогательное, нежное, хрупкое…
Разумеется, я бы надрывалась потом на пяти работах, выбивалась из сил, чтобы в один прекрасный день Антон бы меня застал на стройке с лопатой в руках и ужаснулся тем испытаниям, которые я так мужественно и стойко преодолевала. Он бы бросился ко мне, подхватил на руки (тут я непременно обязана была лишиться чувств от голода и изнеможения), укрыл своим пальто и осыпал бы всеми милостями мира…
Серия корейской дорамы про чеболя и пастушку, которую я с таким упоением показывала самой себе, вот-вот грозила пролиться сладкими восторженными слезами, когда Алеша всхрапнул как-то особо неприятно, я подпрыгнула, возвращаясь к реальности, села на кровати и тут увидела себя завтрашнюю: в невинном платье с рюшечками и букетом в руках.
Подходящее платье, лиричное, сиреневое, с кружевными воланами у меня было.
А вот букет предстояло добыть.
Как вы думаете, какие цветы больше всего подходят явлению бедной родственницы?
Я растерянно стояла в магазине уже почти полчаса и никак не могла отыскать ответ на этот вопрос.
Очевидно, нужно было еще учитывать специфику бизнеса моего визави: ничего трагичного, вроде белых калл, традиционного, вроде красных гвоздик, и торжественного, вроде алых роз.
Словом, никакого намека на похороны.
Букет должен быть жизнерадостным, как щеночек, виляющий хвостиком.
Чтобы Антон, увидев меня сразу понял: к нему пожаловала вовсе не меркантильная расчетливая зануда по каким-то там денежным делам, а посол доброй воли, радеющая исключительно о благе семьи.
Послица.
Нет, не спрашивайте меня, почему было так важно произвести милое впечатление. Я все еще не собиралась иметь ничего общего с моим деверем…
Но…
На самый всякий случай (так говорит заядлый курильщик, отвыкающий от сигарет и ныкающий за подклад рюкзака последнюю пачку) — так вот, на самый всякий случай стоило презентовать себя получше.
Вдруг судьба окажется упрямее меня?
В кармане у меня лежал список аргументов от бледной Лизы: пять причин, почему ей требовалось повышение алиментов, а старшему сыну Олегу — понижение. Спойлер: потому что он уже взрослый, в основном. Мои неуклюжие предположения о том, что студенты тоже люди и нуждаются в еде, не нашли у Лизы никакого отклика.
Обидно, в общем, получилось — у божественно прекрасной примы Риммы Викторовны и обаятельного Алеши родился весьма неказистый сын. Это я истинно вам говорю, без всякого оценочного суждения.
Факт есть факт: мальчик Олег, второкурсник экономического факультета, был круглощеким колобком, которому в любой романтической истории досталась бы роль комедийного друга, не более того.
И теперь мне предстояло вырвать у него кусок хлеба и отдать его младшей сестре.
Оу, я же теперь злая мачеха, — осенило меня, — оу, возможно вместо цветов мне стоило припасти наливное яблочко.
Но я купила очаровательный букетик из крокусов и ярких фрезий.
Наверное, в похоронном бюро редко встретишь человека столь же одухотворенно-восторженного, как я.
Стоит начать только придуриваться — так сложно остановиться.
По крайней мере, строгие клерки провожали меня осуждающими взглядами — буйные черные кудри, яркая розовая помада, воздушное платьице, пестрый букетик.