Лицо Хасана покрылось потом, он по очереди смотрел на нас, не зная, с кем лучше вести беседу. Лысый со скучающим видом делал вид, что чистит пистолет, а Башка сверкал очами, точно маньяк, подкидывая раскладной нож в руках. Несмотря на худосочность и невнушительную комплекцию, по Севке как-то сразу становилось видно, что он припадочный.
Разговор не клеился, и я уже всерьез прикидывала, с какой части тела начать наносить увечья, как в комнату влетел молодой парень, направляя на нас пистолет. Он заорал что-то, размахивая стволом, Эдик сорвался с места, крича на него, Лысый попытался выбить ногой оружие из рук визитера, как вдруг раздался выстрел. Кажется, паренек сам испугался того, что сделал, и я, ныряя под руку, ударила его, отбирая пистолет. Тот сделал шаг назад, оступился и начал падать, а я не могла оторваться от него, видя, словно в замедленной съемке, как он ударяется виском об угол шкафа и словно отскакивает в сторону. Мозг еще не успел сформулировать ясно мысль, но я уже понимала: парень – не жилец. Побледневший Эдик бросился к нему, пытаясь растормошить, но все попытки были тщетны, а мы стояли втроем, не в силах пошевелиться. Хозяин квартиры вопил что-то невнятное, а Лысый потихоньку вытеснял меня с Севкой в коридор.
- Ментам про нас не говори, иначе башки лишишься, - бросил Леня напоследок Хасану, но тот, казалось, не слышал ничего, положив умершего мальчишку за голову к себе на колени и тихо раскачиваясь из стороны в сторону. – Уходим, уходим, - кажется, я и вовсе забыла, как ходить, не сводя глаз с этой кошмарной картины.
Уже на улице Башка сказал, что это был младший брат Эдика, и я закусила губу, больно, до крови, пытаясь не закричать от ужаса. Одно дело – ломать кости мерзавцам, вроде тех, что таскались к Толстяку, и совсем другое – лишать жизни молодого парня.
- Ты не специально, - попытался успокоить меня Ленчик, но я покачала головой, сбрасывая его руку с плеча. Говорить в тот момент не хотелось вовсе, и домой мы ехали в гнетущей тишине.
Впрочем, убиваться долго по тому, что было сделано, не пришлось: через два дня, заходя в гостиную дома Толстяка, я обнаружила Дато убитым. Сцена эта была до того ужасной, что снилась мне еще несколько лет: старый грузин на полу, посреди комнаты, все стены в крови, точно их забрызгали специально, для создания устрашающей картины. От лица крестного ничего не осталось. Я, борясь с подкатывающей тошнотой, добралась до домашнего телефона, забыв, что в кармане лежит мобильник, и успела позвонить Лене, прежде чем забиться в угол и начать выть от ужаса.
Ни для кого не было секретом, что в смерти Чантурии виновен Эдик, поклявшийся поквитаться за убитого брата, но кроме этого из дома украли огромную по тем временам сумму денег – воровской общак, а это значило, что смерть крестного была не последней. Мы втроем ждали приговора, не зная, кто первым возьмётся за дело – Хасан или хозяева исчезнувших миллионов, но исход в любом случае был предрешен.
- Ты кто такая? – Лещ уселся напротив, вытянув длинные ноги под журнальный стол. Я посмотрела на него с заметным испугом и пролепетала:
- Оля меня зовут. Рязанцева.
- Ну и скажи мне, Рязанцева Оля, что ты делала в той квартире? Врать я не советую, иначе пальцы переломаю. Уяснила?
- Уяснила, - часто закивала я и начала мямлить, глядя на ковер и нервно теребя край футболки, - у меня там свидание назначено было. Я мужчину ждала.
- А в окно почему сиганула?
Я загрустила еще больше и печально вздохнув, ответила:
- Так ведь замужем я… У любовника ключи, в дверь звонить не стал бы. А муж ревнивый, особенно когда выпьет – дурак дураком. Такой зашибет под горячую руку… Вот и пришлось с балкона бежать. А это не он был, да? А потом меня поймали и сюда привезли, еще и по ребрам дали, не сказали, из-за чего…
Лещ внимательно разглядывал меня, а я кусала губы, старательно отводя взгляд и надеясь, что он купится на эту историю. Но Леха дураком не был, подавшись вперед, он сорвал с головы парик и присвистнул:
- Какие люди и без охраны, - а я, решив не таиться дальше, оскалилась в неестественной улыбке и пропела:
- Ну какая охрана, Лешенька, побойся Бога - я сама себя берегу и стерегу.
- Плоховато бережешь, деточка, - и такая паршивая ухмылка на его лице поселилась, что иной бы в петлю полез.
Лещ достал телефон и начал звонить, не отрывая от меня взгляда.
- Павлушев, привет. Угадай, кто сидит сейчас напротив меня? – после непродолжительной паузы он рассмеялся, - да, да, та самая чокнутая сучка. Когда будешь на месте? Отлично, я привезу ее тебе.