— И когда ты сам проснулся?
Рей пожал плечами.
— Около трёх с половиной часов назад. Уже все позавтракали, кроме тебя.
— Даже ты?
— Даже я.
— Здесь?
— Ну да.
— Наглец, — беззлобно фыркнул я, нехотя вставая с кровати. — Хочешь сказать, моя мама даже не удивилась, когда вдруг увидела тебя?
— Она слышала, как я пришёл вчера, поэтому… Кстати, что с ней? Она выглядела так, словно не спала несколько суток.
Я бы тоже хотел знать, что с ней.
— Без понятия. Вчера она плакала, но наврала, что это из-за какой-то книжки. Но, учитывая её характер, более глупой отговорки я ещё не слышал, — лениво потянувшись, я принялся заправлять постель.
Шерхан всё так же царствовал на полу. Значит, Рей уходить не собирался.
— То есть ты сделал вид, что поверил ей, хотя это не так?
Накрывать постель покрывалом было моим любимым занятием. Я всегда старался сделать так, чтобы покрывало легло идеально. Никаких бугорков, никаких складок.
— Я хотел переспросить сегодня…
— Дурак.
Моя рука дрогнула, и покрывало скомкалось.
— Что? — я обернулся.
— Дурак, говорю. Если бы у меня была мать, я бы сразу добрался до правды, — в голосе Рея промелькнула сталь.
Ох, зря я ему напомнил. Заводить разговор о родителях с Реем было неправильно. Говорить после такого «мне очень жаль», или «соболезную» - как-то глупо. Никогда не понимал наигранную печаль. Неужели это на ком-то работало? Поэтому, уставившись себе под ноги, я скомкано буркнул:
— Прости, что напомнил. Память дырявая.
— Будем считать, что ты не знал. Никто не знает кроме тебя. А все, кто был в курсе, остались в прошлом.
Рей не смотрел на меня, когда говорил это. В стёклах очков отражался свет, льющийся из окна, поэтому его глаз я не видел.
— В каком смысле?
— Я переехал сюда.
Наверное, впервые я проникся к Рею сочувствием. Я вдруг испытал неприятную ноющую боль в сердце, когда попытался ответить на вопрос: а как жил Рей до того, как переехал? Когда-то он потерял мать. Видимо, совсем ребёнком. Остался с отцом, который вряд ли смог завести с кем-то серьёзные отношения. Вспомнив его, я с трудом представлял рядом с ним женщину. Любую. Наверное, он из тех, кто после потери остаётся одиночкой до конца дней.
Каким был Рей в школе, я не знал. Может быть, странным замкнутым ребёнком, не способным даже спустя годы принять случившееся. А может…
Я так и не набрался смелости спросить его. Почему? Сам не понимаю.
Не понимаю…
Как только мы вышли из комнаты, Рей снова заулыбался, первым заскочил в кухню и сразу же похвалил Микка за то, что он полностью выпил стакан молока. Я так и застыл в дверном проёме с открытым ртом. Чтобы Микк выпил стакан молока за раз? Не помню такого. Рей что, обладает какой-то магией?
Надеюсь, нет.
Я привычно поприветствовал брата, потрепав его по голове. Ещё одна странность: Микк был на редкость в хорошем настроении. Обычно он угрюмо пялился на стол и не отличался особой радостью по поводу начала очередного наступившего дня. Сегодня же… он был доволен.
— Ну как тебе, Микк? Молоко ведь не такая уж гадость, если пить его холодным? — лукаво поинтересовался Рей у моего брата.
— Ты дал ему холодное молоко? Моя мама бы тебя убила, — тут же оживился я.
— К этому моменту она уже ушла. Полагаю, я продолжу жить, — Рей шагнул к холодильнику, по-хозяйски заглянув внутрь. — Так, что тут ещё есть…
— Ты обнаглел, — высказался я.
— А что такого? Ты дрых полдня, все остальные хозяева ушли. Что мне ещё делать?
— Но сейчас я не сплю, а ты находишься не у себя дома. Рей, имей совесть.
— Только не в этом случае.
— Ага. И совести у тебя нет, когда нужно, и врёшь ты очень красочно, когда нужно.
Дверца холодильника медленно закрылась. Пустой стакан из-под молока был тщательно вымыт и поставлен вверх дном сушиться, а Микк был отправлен в свою комнату. И получилось это у Рея так ласково, будто бы он играл в школьном спектакле заботливую мамашу.
Как только мы остались на кухне вдвоём, Рей прислонился к стенке и скрестил руки на груди.
— Я тебя слушаю. Ты ведь хочешь поговорить?
— Хочу, — я не стал спорить. Поговорить действительно хотелось.
— Есть масса способов начать разговор не с упрёков, а с нормальных слов. Тебе они, видимо, неизвестны.
— Известны. Просто я не могу иначе реагировать на твоё поведение.
Рей словно пропустил мои слова мимо ушей. Он достал из шкафчика чистый стакан, бросил туда пакетик с чаем и залил кипятком, после чего преспокойно переместился за стол.
— Рей… Почему ты такой?
Он, казалось, совершенно не понял моего вопроса, взглянув на меня поверх оправы очков и виртуозно вытащив уже использованный пакетик с чаем из кружки. Пакетик по красивой дуге полетел прямо в мусорное ведро.
— Какой – такой?
— Такой… сумасшедший, — лучшего слова для описания Рея я найти не смог. — Ты разговариваешь с игрушками и делаешь вид, что это в порядке вещей, как будто каждый взрослый человек делает так же. Ты заявляешься ко мне домой посреди ночи с огромным тигром в руках и говоришь, что в твоей комнате завёлся барабашка. На полном серьёзе! Ты… Ты с лёгкостью находишь общий язык с моим немым братом, когда даже мне это далось с большим трудом. Как так, Рей? Ты делаешь вид, что тебя не интересует окружающая реальность, ты живёшь в своём мире, но… Я вижу по твоим глазам, что это не так, — подхлёстнутый собственной речью, я перегнулся через стол и осторожно снял с его носа очки, внимательно посмотрев в насторожившиеся серо-голубые глаза. — Это не так, Рей.
Рей прищурился, усмехнувшись.
— Чокнутый. Хочешь сказать, что я чокнутый?
— Ты чокнутый, но ты не дурак. Не прикидывайся им, иначе чокнутым я ощущаю сам себя.
Отодвинув от себя кружку, Рей медленно провёл пальцем по её золотистому ободку.
— Что конкретно ты хочешь от меня услышать?
Если бы я только знал, Рей. Если бы я только знал…
— Зачем ты выдаёшь выдумку за реальность? — с трудом нашёлся я.
— Для меня это и есть реальность, — возразил он.
— Но… зачем? Тебе не хватает реального мира? Ведь…
— С чего ты взял, что тот мир, к которому ты привык, и есть настоящая реальность? — сейчас Рей показался мне совершенно другим. Его голос больно хлестнул по мне. — С чего ты взял, что тебе это не снится? А вещи, которые для людей остаются загадкой? Почему общепринятое мнение должно считаться верным?
Рей сделал паузу. Я же только и делал, что ошарашенно смотрел на него, не в силах перебить или поддержать диалог.
— Я разговариваю с теми, кто мне отвечает. Тедди мне отвечает, Шерхан мне отвечает. Если ты этого не слышишь, не пытайся сказать, что я псих. Может, псих – это ты сам?
— Может быть. Я верю, что у людей могут быть выдуманные друзья, когда им одиноко. Но вчерашняя история всего лишь вымысел, не так ли?
Рей загадочно приподнял бровь, в остальном же не изменившись в лице.
— Ты красочно соврал вместо того, чтобы сказать правду. Как моя мама вчера. Я не стал выспрашивать подробности, потому что привык к такому тебе. Но мне мало поверхности. Я хочу нырнуть глубже.
Не знаю, что именно я имел в виду под «нырнуть глубже», но был уверен, что правильно подобрал слова.
— Хочешь знать правду? Хорошо, я скажу тебе.
Я весь замер в ожидании, не веря своим ушам.
Рей откинулся на спинку стула.
— Отец всегда впадает в депрессию, когда близится завтрашний день. Он закупается алкоголем, к которому не притрагивается круглый год, и сигаретами, которые так же были давно забыты. Обычно он берёт несколько отгулов подряд и все эти дни сидит дома, в тишине, игнорируя всё вокруг. Я не хочу снова видеть его пустой взгляд, не хочу чувствовать запах прокуренной комнаты, не хочу слушать звуки бьющихся бутылок.