— Можно посмотреть?
— Пожалуйста, — сказал Стрижов, свертывая аккуратно карту-трехверстку.
ГЛАВА XIII
Группа чоновцев, посланных для захвата Щербатенко и атамана Турки, состояла из двенадцати комсомольцев, вооруженных винтовками и гранатами. Возглавлял группу коммунист Гулин — начальник Уразовской милиции, бывший кузнец-молотобоец.
До хутора Гарного по хорошей проселочной дороге на добрых конях всего час езды. Чоновцы в весенних сумерках переправились по кремнистой гребле через Оскол и, минуя проселочные дороги, селения и хутора, направились к Гарному напрямую — степью.
Ехали тихо, не разговаривая. В ночной тишине слышалось лишь ритмичное, однообразное поскрипывание седел. Стремена и трензеля на уздечках были обмотаны тряпками.
Впереди колонны проводниками ехали зареченские комсомольцы Усенко и Челноков, за ними на горячем сером жеребце — сам Гулин.
Замыкал группу сын Стрижова Димка. Больших трудов стоило ему уговорить отца и комитет комсомола разрешить ему принять участие в этой операции. Стрижов категорически отказался решать этот вопрос самостоятельно. И не потому, что Димка был его единственным горячо любимым сыном, и не потому, что люди шли на очень серьезное дело. В пятнадцать лет Димка успел уже пройти хорошую жизненную школу. В годы оккупации, скрываясь с отцом по глухим селам и лесам, он принимал участие в партизанских налетах на немецкие и белогвардейские штабы и не раз самостоятельно выполнял ответственные поручения по разведке и связи. Стрижов просто хотел наказать сына за нарушение им комсомольской дисциплины и коммунистической этики. А поводом к этому послужило вот что.
На шестнадцатом году жизни Димка вдруг и страстно и безнадежно влюбился в щупленькую, с вздернутым носиком девушку старше его на два года, члена комитета комсомола Катю Буланову, которая ни в чем не хотела разделять комсомольцев на мужчин и женщин. А Димке казалось, что причиной невнимательного к нему отношения со стороны Кати был студент Саша Подгоркин, с которым она чаще всего о чем-то долго и горячо спорила.
Оскорбленный в своих лучших чувствах, Димка приревновал Подгоркина к Кате и, повстречавшись однажды в клубе со своим «соперником», вызвал его на дуэль.
Подгоркин, который жил только музыкой и книгами, принял этот вызов за шутку и, увлеченный чтением брошюры К. Маркса «Нищета философии», которую он переводил с французского на русский язык, послал Димку к чертовой бабушке, добавив при этом что-то по-французски.
Разгневанный Димка сунул «философу» кулаком под девятое ребро и обозвал его мелкобуржуазным интеллигентом и жалким трусом. Подгоркину, чтобы как-нибудь отвязаться от настырного Димки и доказать, что он не трус, пришлось принять вызов.
Не давая Подгоркину опомниться, Димка потащил «соперника» за клуб, на огороды. Стреляться условились за пятьдесят шагов по очереди из Димкиного нагана-самовзвода.
По жребию Димке пришлось стрелять первому.
Подгоркин, с развернутой в руках брошюрой К. Маркса, не отрываясь от чтения, покорно стал на указанное Димкой место.
Димка, принявший спокойствие Подгоркина за издевательство над своей особой, удачным выстрелом из нагана сбил с головы увлеченного «философа» студенческую фуражку.
Ошеломленный Подгоркин выронил брошюру, широко открыл рот, уставился испуганными глазами на подбежавшего Димку и совавшего в его руки наган. Димка требовал у него ответа на свой выстрел.
— Давай стреляй, чертова интеллигенция!
Пришедший в себя Подгоркин, мудро решив, что шутить в данном случае нельзя, сунул Димкин наган к себе в карман, поднял пробитую пулей фуражку и брошюру и задал стрекача. Но Димка тут же догнал Подгоркина и вцепился в него обеими руками.
Чем бы вся эта история кончилась, если бы не подоспели выскочившие из клуба на выстрел комсомольцы, трудно сказать.
Расстащив сцепившихся ребят в разные стороны, комсомольцы поволокли дуэлянтов в комитет комсомола и потребовали от них подробных объяснений.
В результате попало по заслугам и беспечному «философу» и ревнивому Димке.
И когда после этого случая Димка вздумал упрашивать отца о включении его в группу чоновцев, идущих на ответственное задание, Стрижов категорически отказался решать этот вопрос.
— Просись у ребят. Возьмут тебя товарищи, такого несуразного, необузданного, — их дело! Я за тебя отвечать не собираюсь.
Добившись от ребят включения в группу, Димка ехал, по его словам, искупать свои ошибки перед комсомолом, поклявшись отцу, что он будет вести себя во всех отношениях примерно и дисциплинированно.