— Ну, вам, Маруся, пришлось уже принять участие в боевой операции. Вон как лоб Димки выкрасили йодом.
— Да что у него, одна небольшая царапина да шишка. Счастливый человек, успел уже по-настоящему повоевать…
Димке приятно было слышать о себе такую похвалу, но хотелось бы это слышать от другого человека, например, от Кати Булановой, которую почему-то назначили в группу под командованием Шорникова, куда попал и Саша Подгоркин.
— Царапина пустяковая, — признался Димка. — Однако здорово он меня саданул, аж из глаз искры посыпались.
— Тише, — всматриваясь в предрассветный туман, оборвал разговор Василий.
Все примолкли.
Из кустов выскочил большой серый заяц. Прижав к спине длинные уши, он понесся в поле.
Димка хотел что-то сказать, но прикусил язык. Со стороны просеки послышался конский топот. Ребята насторожились. Пулеметчик, смуглый лобастый паренек Архип Чумаченко, нервно схватился за ручки «максима».
— Спокойно, Архип, — толкнув его в бок, прошептал Василий.
Вскоре из леса на сером в яблоках коне выехал всадник. На его широкий лоб из-под рыжей бараньей папахи спадал курчавый смоляной чуб. Придержав коня, он поднял над головой карабин, дал три выстрела в воздух и поскакал дальше, на Меленки.
— Пусть уходит. Это дозорный, дал сигнал, что дорога свободна… Пронин его не упустит, — сказал Василий, — теперь будем ждать.
Ждать пришлось недолго. Не проехал дозорный и двухсот шагов, как из леса выехал на куцем, мышастого цвета иноходце Винька Скобцов, ординарец Булатникова, за ним — на стройном английском жеребце сам атаман в черной крылатой бурке и офицерской смушковой папахе.
— Уйдет! Это ж Булатников, — забеспокоился Димка Стрижов. — Разрешите, я его смажу из карабина, — дергая за рукав Василия, зашептал он.
— Не уйдет! Держи его на всякий случай на мушке! Только смотри, лошадь не убей, очень красивый жеребец…
Но Булатников не особенно торопился. Остановив жеребца под дубом на опушке леса, он достал из кармана брюк кисет и бумагу, спокойно начал крутить козью ножку, пропуская мимо себя колонну всадников.
— Башибузуков своих подсчитывает, — прошептал Димка.
Василий в ответ только скрипнул зубами. Как всегда перед боем, сердце его усиленно застучало, на лбу проступил холодноватый пот.
Закурив, Булатников что-то приказал своему ординарцу, и тот, ударив плетью коня, поскакал к голове колонны.
Василий посмотрел на Димку Стрижова, взявшего на мушку атамана, и поднес к губам свисток. В ответ на заливистую трель свистка с двух сторон дороги посыпались частые винтовочные выстрелы, бешено застучали станковые пулеметы. Василий успел заметить, как с головы Булатникова слетела на круп жеребца смушковая офицерская папаха, как бандит, низко пригнувшись к шее коня, рванулся из-под дуба в чащу леса.
«Промазал Димка, — с досадой подумал Василий. — Целил бы в грудь, а не в голову!»
Охваченные перекрестным огнем, бандиты посыпались с тачанок. Они залегли по обочинам дороги, укрылись в неглубоком овражке и открыли ответный огонь.
Бросившийся с десятком чоновцев выбивать бандитов из укрытий Челноков вдруг выронил карабин, схватился рукой за грудь и упал навзничь на обочине дороги. Заухали ручные гранаты.
Ошеломленные неожиданным нападением чоновцев, конники Булатникова, потеряв с первых же залпов почти половину убитыми и ранеными, с дикими криками и бранью обгоняя друг друга, бешено поскакали в сторону Меленок. Вдогонку им пулеметчик Чумаченко посылал очередь за очередью. Он спокойно, ловко поворачивал ствол пулемета то влево, то вправо, и бандиты падали под копыта коней, вываливались на ходу из седел; застряв ногой в стремени, волочились за конями по земле.
Василий видел, как оставшиеся в живых конники Булатникова, не доскакав до Меленок, встреченные из засады пулеметным и ружейным огнем чоновцев, метнулись от дороги влево, в степь, и помчались к лесу в сторону хутора Гарного. Им вслед, выскочив на конях из балки, сверкая обнаженными клинками, устремились чоновцы во главе с командиром взвода Прониным.
Василий спрыгнул с тачанки.
— По коням!
Чоновцы бросились в лес к коноводам, и через несколько минут верхом на чалом, широкогрудом жеребце Василий уже мчался со своими юными кавалеристами-комсомольцами по степи наперерез бандитам.
Утренний свежий ветерок бил в разгоряченные лица чоновцев, застоявшиеся кони летели как птицы. Василий, пригнувшись к луке казацкого седла, подбадривал своего коня поводом, бил под брюхо каблуками стоптанных солдатских ботинок. Он думал лишь об одном — опередить бандитов, отрезать, не дать им доскакать до леса, где они могли спешиться и безнаказанно скрыться, бросив коней.